Лазаревское от Nerastava

[Виталий]

Пришёл к старому философу начинающий и говорит: «Многому Вы меня научили и многое я понимаю, но, Мудрейший, объясните мне, что такое нюансы».
- Без проблем, - отвечает Мудрейший, - суй свой нос мне в задницу.
Что с философов возьмёшь, и что не сделаешь ради истины. Засунул начинающий оракул нос куда просили и думает: при чём здесь нюансы?
А Мудрейший и говорит: Чувствуешь нос в заднице? И я чувствую нос в заднице. А вот в том, чей нос в чьей заднице и есть нюансы.
Конструкция моих текстов проста как мир. И чего в них больше – грёз или слёз – достаточно спорно. Принимаю всё как целое. И вычёркивать из моих отзывов-дифирамбов собственные шаги на грабли южного отдыха не собираюсь. Как говорится: без нюансов никуда. Ведь шипы делают розы только прекрасней, требуя бережного и осторожного обращения к Красивому. И копаются в изъянах пусть ассенизаторы. А мы с Вами любим Лазаревское потому что любим. Потому что оно такое как есть. Потому что оно такое, каким мы его себе представляем. А оно ТАКОЕ!
Лазаревское оно как девушка. Поухаживайте за ней. Пошепчите ей на ушко слова, заставляющие краснеть и щёки заката. Наслаждайтесь её горными изгибами загорелого тела в изумрудном сарафанчике. Поймайте её мореотражающий взгляд. Троньте её смоляные волосы с заплетёнными в косу млечным путём и лунной дорожкой. Признайтесь ей в любви, не размахивая купюрами у барной стойки, а среди синих волн, у обыкновенного ржавого буйка. И Она Ваша! И Оно Ваше!
1997 год. В нём я вкусил не только прелести Кавказского климата и ландшафта, но и познакомился с традициями полудикарского отдыха Тёщи и её команды, отшлифованными ежегодными рецидивами. Точнее, мне пришлось вписываться в установленный за много лет распорядок и курортный уклад самой доброй женщины в мире по её же собственному определению. Короче говоря, когда Александра Ивановна в Лазаревском, формула-1 отдыхает. Например, подъём на юге строго в 7 часов 30 минут. Проявляя политическую дальновидность, я вставал на 60 секунд ранее установленного срока. Таким образом, я избегал ласкового взгляда глаз с гильотиной в каждом глазу. Думаю, что Мэри Поппинс могла бы мной гордиться. После сытного завтрака, из кашки и бутеров с чаем, мы, без единого фальшстарта, ровно в восемь тридцать по маминому времени, выдвигались на место самой счастливой дислокации. Два часа никаких ограничений. В 11 часов ежедневный обязательный пеший марш «несогласных» до центра и обратно. Полуденный зной. Спасала зелёная кудрявая крона над улицей Победы. Сейчас, после опила веток деревьев около семи лет назад, площадь тени значительно сократилась. Сколько же мы нашагали. Если бы не подмётки, моё тело стёрлось бы об асфальт. Намотать за день 15 км не составляло никакого труда. Полвторого домой. Душ как манна небесная. Обед на скорую руку, но всегда вкусный до безобразия. Короткий сон. Снова море до 19. Переодевалки, и ещё один контрольный променад с ротозейством. Вроде бы всё всегда одинаково. Каждый раз одно и то же, но сама атмосфера феерии праздника буквально врывалась в наши лёгкие с ароматом шашлычка в прибрежных кафешках. И вот, друзья, прожив день в таком режиме, от рассвета до заката, я был готов убить каждого, кто посмел бы встать на моём пути к койкоместу. Но…вставала Она, моя законная. И открывалось второе дыхание. Взявшись за руки, мы бродили по Пролетарке в ожидании чуда, не замечая, что мы уже давно сами его сотворили. Мимо порхали ночные бабочки. Вокруг стрекотали неугомонные цикады. Жена им в тон повторяла: «Как же здесь хорошо!» А я думал, что заблуждается тот, кто говорит, что хорошо там, где нас нет. Мои поцелуи шрапнелью осыпали руки, плечи и шею моей ненаглядной и неразличимой в южной ночи. Иногда, мимо нас проскальзывали поздние пешеходы. Это курица высиживает яйца, а счастье нужно выхаживать, но ни в коим случае не вытаптывать. Ах, эти прогулки под звёздным небом! Над морем висела огромная луна. У Туапсе светились огромные танкеры. В «Парусе» гремел новый хит «Мальчик хочет в Тамбов». Такие прогулки на ночь, или на рассвет, стали для нас необыкновенным обыкновением. Откуда только силы брались!
Бывало, уложив бабушку с внучкой, мы срывались в побег и на дальние расстояния. И чувствовали себя 15-летними подростками, убежавшими втайне от родителей. В карманах моих белых штанов звенело мелочишко, но я отчего то чувствовал себя Ротшильдом. Хотя один случай напомнил мне о моих социальных заблуждениях. Однажды, совершая полуночный марафон, мы с женой забрели в один из прибрежных ресторанчиков. Я попросил принести жене кофе, а себе кружку пива. Официант в ответ: Мы заказы менее ста рублей не обслуживаем. Несолоно хлебавши( ну не было у меня стольника), мы зашли в соседний бар, взяли две баночки алкогольного коктейля «Браво» и продолжили свое «плавание» где то в созвездии Козерога и Скорпиона (Оля декабрьская, а я октябрьский). Хотя прошло уже 15 лет, но осадок остался. Тот ресторан, свидетель моей финансовой несостоятельности, работает и поныне. Но обладая несколько иными возможностями, я не испытываю уже никакого желания инвестировать его благополучие.
Не знаю как у вас, но подобные цензы вызывают у меня только раздражение. Умом понимаю их коммерческую обоснованность (идет чёс по всему побережью), но сердце всё равно занудствует.
В жизни всё относительно. Ходили недавно с женой в итальянский ресторан. В колонках между Тото Кутуньо и Андреано Челентано почему-то играла незабвенная мелодия из французского фильма «Профессионал». Хорошие мясные блюда. Красное тосканское. Полумрак. Фонари. Повар показывал аттракцион с жонглированием пиццы. Цивильно сидели, но из настоящего переносились в волнительное прошлое!!! Как на Свирском пляже «давили» дешевую бутылочку фанагорийского на двоих, как я, за неимением штопора, проталкивал носом пробку в бутылку. А из закуски только горячая кукуруза, купленная у припозднившегося продавца. Как дурачась, бросали гальку в легкую штормовую волну. Ну и когда мы были более счастливы!?
А все потому, что счастье не создается искусственно. Благополучие – да, счастье – никогда. Как часто в погоне за одним, мы теряем другое. А что может сделать счастливыми Вас? Может быть, то, что родные и близкие живы и здоровы? Хорошая погода? А может то, что шоколадное мороженое не капнуло на ваш белоснежный костюм? Или то, что утро началось с рассвета, а не провала памяти после вчерашнего корпоратива? Повод для радости есть всегда. Так почему Вы не улыбаетесь?

[Виталий]

Лето без юга ни лето.
Сколько я ждал, дней не счесть,
Чтоб на плацкартном билете
Пункт назначенья прочесть.

Счастье в руках как журавлик.
Буквы размыты слезой.
Взглядом упорно буравлю
Время туда и домой.

Верю глазам, и не верю.
Грусти скажу я: «Прощай!»
Скоро откроет мне двери
Мир, где придумали рай.

Эти морские закаты.
Этот рассвет за горой.
И не измерить в каратах
Камни под синей волной.

Я откажусь, не гадая
От многих чудес и не вдруг.
Мне стали визитками рая
Эти билеты на юг.

[Виталий]

Глава о чудесном исцелении или перевоскрешении.

Считаю, если человек не умеет отдыхать – за него это никто не сделает. И не исправят ситуацию ни чёрный песок на Канарах, ни розовый пляж, что на Багамских островах, ни белоснежное побережье Занзибара, ни золотые пески Туниса, ни даже любимая галечная береговая полоса Лазаревского взморья. Потому что комфорт – состояние душевное.
Жить в гармонии с миром – искусство. Жить в гармонии с самим собой – искусство вдвойне. Очень важно определиться - а чего, собственно говоря, ты хочешь? Определился – дерзай. Но поклажу(читай курорт) выбирай по плечу. Всегда и всюду важно оставаться самим собой. Помните фильм «Дама с попугаем», когда главный герой, по профессии механик в Шереметьево, отдыхал в Сочи по «легенде», в которой он крутой парниша, объехавший полмира. «Отдохнув» шейхом в гареме, он возвращался на работу, где снова становился обычным и неприметным. И так до следующего лета. А я желаю каждому из вас не быть ни слугой своих потребностей, ни рабом своих желаний.
Лично мой девиз: Хорошо там, где… я! Потому, что плохо проведённый отпуск всё равно лучше отлично организованных похорон. Не понимаю людей, готовых застрелиться, если вместо сто второго поезда им приходиться ехать на сто четвёртом. Оказавшись с такими в сто четвёртом, я сам готов застрелиться, что им не достались билеты на 102!
2004 год. Предпоследний день отдыха на море. А я лежу. Температура 38, что в тени, что на солнцепёке. Заболел. Так бывает на юге. Перекупаешься ли. Перезагораешь ли. Не то съешь. Новые бактерии. Особенно, если экономить на винной дезактивации и пивной дезинфекции. Двумя словами, тоска зелёная. Жена с дочкой ушли купаться. Не терять же драгоценные дни. А я лежу. Разгадан навороченный кроссворд – никакой радости. С грустью бросаю взгляд на прикроватную тумбочку. На ней лежат билеты в Центр Национальных Культур на вечернее представление «Новые русские бабки»(Хранятся в семейной шкатулке и поныне). А я лежу. В окно доносятся звуки проходящих поездов. По тропинке, трамбуя шлёпанцами и без того утоптанные ступеньки, промчалась вихрем только что приехавшая семейка. К горизонту уносятся «бананы». Пугают альбатросов парашюты. Переворачиваются надувные матрацы. Брызги волн. Всплески радости. А я лежу. Болеть в зимнюю стужу или осеннюю слякоть вполне уместно и естественно, но изнемогать в яркий солнечный день возле синего моря невыносимо.
Возвращаются мои, возвращая меня к жизни. Начинаю охать, чтобы пожалели. Жалеют. Выгружают снедь. Рогалики, кексы, кефир, сливочное масло «Калория», колбасу, сыр «Янтарь»… Ах, если бы можно было купить немного аппетита! Сил нет вообще. До концерта остаётся два часа. Я настроен остаться дома, но жена явно настроена погулять на моих поминках. С трудом поднимаюсь, словно мумия, пролежавшая в саркофаге пару тысячелетий. Завидую мобильности Карлсона. Вентилятор на спине мне бы точно не помешал! Умываюсь в надежде на бодрость – безрезультатно. Одеваю майку, и она виснет на моих плечах как пудовый овчинный тулуп. Пытаюсь идти, но если мой язык располагается не по центру носоглотки, меня заносит на поворотах. Бросаю на супругу взгляд Отелло определённого содержания.
Как говорится, если гора не идёт к Магомеду, нужно вызывать такси. Вызвали. Едем. Приехали. Входим в ЦНК. В фойе ярмарка изделий из драгоценных камней и металлов. Моё же внимание привлекает картина с прекрасным морским пейзажем кавказского побережья. Рисовал явно местный художник. Цена 6 тысяч рублей. Для 2004 года вполне прилично. И всё-таки я так жалею, что не купил её. Сколько потом искал подобную – не нашёл и поныне. Кругом Неаполитанские виды или крымские утёсы. Не то. Зато покупаем замечательный веер из пахучего сандала.
Время поджимает, и мы спешим в зал. Наш ряд 11. Места по центру. «Бабки» зажигают по-полной. Во втором ряду заразительно гогочет крупногабаритный мужчина в красной рубашке, порой заглушая хохотом аплодисменты целого зала. Через полчаса я уже сам не уступаю толстяку. К примеру. Выходит бабуся и причитает: «Ночь. Полная луна за окном. А мне не спится». После паузы: «Не спится мне». И контрольный, поднимающий на уши зал: «Не спиться бы мне!» жена и сейчас говорит, что за все годы совместной жизни, она никогда не слышала, чтобы я так смеялся.
Пара часов представления пролетела на одном дыхании. Выходим в темноту, в томную тёплую южную ночь. Вспоминаю, что я болен и – О чудо, – понимаю, что я не болен. Смехотерапия взяла своё. Убедившись в её эффективности, заявляю, что круче только сексохирургия. Жена недоверчиво трогает мой лоб, но я в полном порядке.
Идём по правой стороне Победы. Возле «Восхода» неожиданно встречаем наших попутчиков по поезду из Москвы, десятиклассницу Аню и её маму. Только теперь с ними был ещё и папа, подъехавший позже. И вот мы стоим с почти незнакомыми людьми напротив входа в кинотеатр и говорим, говорим, говорим… Два часа ни о чём и обо всём. Причём разговорились так, что пара часов на ногах пролетела ещё быстрей, чем недавний концерт. Жаль, что мы не обменялись адресами.
Возвращаемся в наш приморский приют далеко за полночь. Ещё один день дал пищу для сновидений. А завтра очередной последний день на море. Но жить нужно так всегда, как будто любой день последний…

[Виталий]

Глава для тех, кому 16 и старше

Часть 1.

Одному нравятся брюнетки, другому блондинки, третьему те, кому нравятся и блондинки, и брюнетки. Иному по сердцу яйца вкрутую, другому – всмятку, или в трещинку. Одному нравится спать на животе, другому на… собственном. Каждому своё. Не судите чужие пристрастия, дабы не будете судимы сами. Делюсь с Вами своими предпочтениями, рассчитывая, как максимум, на промах ваших шпаг осуждения и порицания. Откровенность всегда уязвима!
Лично для меня вид из номера гостиницы или отеля имел и имеет громадное значение. Вид на помойку или во двор – это не про меня. Даже в условиях дефолта семейного бюджета. Так было всегда. Где бы мы не снимали жилплощадь, утро для меня начиналось с распахивания «ставен». Выглянешь в окошко спросонья и сразу просыпаешься от желания созерцать местничковые красоты во всём их великолепии. В такие минуты мне почему-то особенно жаль «аборигенов». Рай по прописке уже сарай. Те, кто живёт у Моря, в большей степени потеряли остроту восприятия Его обаяния. Что поделать – привычка. Оно всегда рядом, не убежит. Это мы с Вами, дорогие софорумчане, лишаемся покоя и сна, а иногда и сознания, просчитывая оставшиеся дни. Слишком уж диссонансны наши будничные реалии и реализованные утопии.
Что ж, добро пожаловать снова в моё-наше Лазаревское – порт трёх морей: Чёрного, алкогольного и Любви. Сегодня я хотел бы рассказать о третьем.
Когда в 1997 году я, в отличие от жены, впервые оказался на Чёрном море и был вдохновлён необычайно; тем не менее, синдром медового месяца мы пережили совместно. Чувства не просто вспыхнули с новой силой, они накрыли нас штормовой волной, разве что без подводных камней. Это в дальнейшем хорошее станет привычкой, а тогда я будто оказался в неправильной Сказке, где счастливый не только конец, но и середина, и начало.
Уже на Белореченском перроне, сойдя на передышку с архангельского поезда, мы с супругой, полуночниками, как сомкнули ещё не загорелые руки, так и не размыкали их две быстротечные недели. Та томная южная ночь щедро поила нас своим эликсирным воздухом. Мимо носились полусонные продавцы овощей и фруктов, оглашая пустую платформу кричалками словно рекламными слоганами: «Сладкие груши – не заметишь, как скушал», «Грецкие орешки – едим без спешки» или «Помидоры для мужчин – размер разный, а эффект один!». А мы стояли, вдыхая полной грудью новые ощущения. Наши ресницы были точно задомкраченные феерическими эмоциями. До встречи с морем оставалось менее четырёх часов.
Вернувшись в душный вагон, мы и не пытались присоединиться к сонному царству, а присев в ногах у своей четырёхлетней дочурки, говорили, говорили и говорили, изредка перебиваемые шумом поезда, ныряющего в очередной тоннель. Но казус всё-таки состоялся. Буквально, «в двух шагах от рая», я неожиданно проваливаюсь в сон, ничуть не отличающийся от яви.
…Открываю глаза. Жена трясёт меня за плечо и заговорщически шепчет: «Море!». Состояние моего организма, наверное, как у космонавта, совершающего первый выход в открытое космическое пространство. Полнейшая прострация. В распахнутые окна врывается тот особенный субтропический воздух. От возбуждения забываю дышать. Тщетно что-то пытаюсь рассмотреть в темноте. А невидимое море слегка волнуется, лишь только пенные волны прибоя серебрятся при свете придорожных фонарей. Ему ещё и неведомо, что оно по колено не только пьяному, но и влюблённому. И наши пешие прогулки с Олей по волнам, до кромки заката и обратно к берегу, уже не за горами.
Приехали. Заселяемся. Улица Мирная. Дом немолодой. Две кухни. Одна, летняя, с обзорной терассой., но обе увитые изабеллой и ещё каким-то сортом винограда. Сколько раз там, по вечерам, вино любило литься, минуя желудки, прямо в наши сердца. Бывало, ополоснёшься в душе, присядешь на лавку. Тёща ставит на стол обжаренные куриные пупочки вперемешку с печёнкой. Хозяйка срывает тут же, с грядки, мясистые помидорища( и никаких нитратов!). Жена достаёт из холодильника упомянутое выше винишко. И начинаются незатейливые разговоры о том, о сём. Моя душа будто отделяется от не менее счастливого тела и, воспарив над «тихой вечерей», созерцает настоящее, пытаясь запечатлеть увиденное для компенсации будущих стрессов и уныния. А разве у Вас не было Таких вечеров на юге?
Альков, в котором нас размещают, по нынешним временам, с точки зрения бытового комфорта, вполне зауряден. Старые советские койки на пружинах. Один столик перед окном. На стене карта Краснодарского края, на другой ковёр с оленями на фоне заснеженных гор и золотыми кистями по периметру. В углу небольшая иконка. Под одну из коек на газеты я рассыпал абрикосы, под другую груши, привезённые с Миллерово. И каждое утро начиналось с того, что я перебирал подгнившие и переспевшие фрукты. Позже их заменяли купленные в Лазаревском орехи. А тёща с нашей дочуркой поселились в другом крыле гостеприимного дома.
Итак, первый вечер на незнакомом для меня юге. Как повелось в нашей семье отмечать приезд в этот же день в одном из прибрежных кафешек, так эта традиция продолжается уже многие лета. Бывает, так накупаешься и назагараешься, дорвавшись до вожделенного моря, что лишний раз и моргнуть в тягость. Но пять минут носиком в подушке, затем пять минут попиком в душике, и получайте Ромео и Джульетту Лазаревского разлива.

[Виталий]

Часть 2

Вы уверены, что знаете самое страшное оружие на нашей планете? Думаете, что это ядерная или водородная бомба? Тогда вы ошибаетесь. Першинг и Томагавк, Тополь и Сатана просто семечки по сравнению с … медным тазиком. Особенно, если им накрывается какое-нибудь сокровенное желание или вожделенная мечта. Например, поездка на море. 15 мая я, со своими коллегами-депутатами муниципального собрания одного из районов нашей столицы должен был лететь на 4 дня в Бургас, что в Болгарии, для обмена опытом по растрате народных денежек. Но как донельзя кстати, прозвучала из динамиков судьбы песенка Антонова: «Мечты сбываются и не сбываются». Облом подкрался незаметно: повышение по службе, или вернее сказать в ответственности. В стране в целях экономии тенденция штат помощников стрелочников решено сокращать, а главных увеличивать. Просто чудеса: что бы не было записано в твоей трудовой книжке – всё равно ты гаишник. Дают тебе работу, как полосатую палочку, ничем не обеспечивая – а ты иди и крутись. Что же это за коррупция такая, если даже, чтобы что-то сделать для народа – нужно давать взятки? На фоне всего этого некоторые споры-анализы с рулеткой и белоснежной салфеткой по поводу сравнения 102 и 104 поездов выглядит темой из другого измерения. Ах, быт-быт. Как быстро все забыли поезда 90-х. Особенно те, у кого в собственной квартире пыли больше, чем во всех вместе взятых поездах, уходящих с Казанского вокзала. Смотрю на мир глазами своей Дашульки и думаю, какое счастье не знать, что в мире есть деньги, зависть и тщеславие. Вот уж кому всё равно на чём добираться на юг. Море справедливо всё скрасит.
Парадокс заключается в том, что взять билет на дорогой поезд лично меня заставит только нужда, в смысле как необходимость. Плавать лебедем по перрону от ощущения, что я еду на самом крутом поезде, не буду. Мне комфортно одинаково и на 102, и на 202. От лучшего можно отказаться, но кто же откажется от хорошего? Отсутствие возможности не повод для производства комплекса неполноценности. И поэтому тоже никогда не портил себе настроение отсутствием каких-либо бытовых достоинств. Кстати, из опыта, в более демократичных по цене вагонах, нам всегда здорово везло с попутчиками. Где ты Петро, парнишка-первокурсник из 1997 года, ушедший в ночь в Белореченской? Где Вы, Аня и её мама из 2004-того, кричавшие с нами в Туапсе «Ура» так, что Наполеон, если б услышал нас, точно передумал бы наступать на Россию. Как жизнь у бабушки из Верхнего Макопсе, перезимовавшей в 2009-м первый раз(силы уже не те)у дочери в Москве и плакавшей, когда проезжала свой дом, где прожила всю жизнь. Это мы ехали к морю, а она домой. И стало мне сразу понятно:Не в поездах счастье, а в их маршрутах.
Ох уж эти обстоятельства. Под угрозу занесения в Красную книгу неосуществлённых мечтаний попал не только вояж в Болгарию, но и планируемый отпуск в Лазаревском. Хотя… Есть спасательный круг в форме больничного листа. Намазался на две недели антизагаром со сметаной и есть надежда на счастливый исход. Голь, особенно если внутри алкоголь, на выдумки хитра. И, если всё-таки я доберусь до Него, то обещаю по возвращении «стоптать» не один клавишник на моём компе, будоража Ваше воображение свежими впечатлениями. Такими, как…
В гардеробе моей жены за годы нашей совместной детотворной жизни хватало всякой одежды. Особенно запомнились венчальный золотой костюм, смоляное бархатное платье с декольте, но моя любимая вещь её туалета – простенький сарафанчик длиной на четыре пальца выше колен и дюжиной соблазнительных пуговиц спереди. По белоснежной ткани были разбросаны мелкие ромашки и васильки. О как я его любил!
И в тот мой первый вечер на юге моя НебомПодаренная была именно в нём.Туфельки с новыми набойками делали походку жены просто взрывоопасной. Заалевшие от первых поцелуев южного солнца колени магнитили мои шаловливые глаза. Нажмурившись за день от солнечных лучей, на сей раз я жмурился, глядя на Олю, словно кот при виде сметаны. Ах юг, проказник.
Она не знает, что через каких-нибудь четыре часа высокие каблучки превратят её ноги в два, рассерженно гудящих, улья. Поэтому последние годы наши «рядилки» стали практичней, и теперь наш девиз: «Главное в одежде – её удобство» А тогда я, словно Пятачок за Вини-Пухом, еле поспевал, спускаясь с Пролетарской, за своей ВсегдаЖеланной.
Наше первое кафе на Набережной. Теперь на этом месте многоэтажный отель. Наш первый ужин, слегка подсоленный лёгким бризом с моря. «Руки вверх» «рвали» динамики своей первенькой: «Зачем же ты, студент, игрушку новую нашёл…» На нашем столике, в широкой пиале, утопая в воске, среди баночек коктейлей «Браво» и исчезнувших салатов, мерцал огонёк свечи. Ныне это антураж привокзальной забегаловки, а тогда для нас это был ужин на млечном пути, где вместо столика планета Сатурн. Хотя и ныне скромность украшает не только людей, но и море. И столько всего теряется в неоновом пламени. Нет, ребята, Лас-Вегасом я не брежу… Я ему сочувствую.

[Виталий]

Часть 3.

Как говаривал незабвенный Карл Маркс: «Без плана можно только бредить». Именно поэтому, зарекаясь, и сплёвывая через левое плечо, и постукивая по древесному воплощению антисуеверия, я всё равно, пусть и с надеждой на «авось», обвожу красным кружком число-дату возможного отъезда по маршруту, указанному красной половинкой стрелки компаса с дистанцией чуть менее двух тысяч километров. Самому ведь не надо плошать? Дорогу осилит не только идущий, но и сидячий, и лежачий, при условии, если он только что помахал вокзалу родного города из отходящего поезда. А мечта – это всегда карточный домик, но никогда лотерейный билетик. Ваши желание, возможность и стремление( хочу-могу-делаю) вот три кита, на которых покоится наша непотопляемая Атлантида на берегах Псезуапсе.
Но вот все тревоги и треволнения позади, и твой шаг одинаково сладок, что из душного плацкарта, что из ментольного фирменного. Ты на Юге! Осознание Этого пронзает твой возбуждённый разум похлеще копья Георгия Победоносца. Отбившись от яростных атак лоббистов Бюро Жилищных Услуг, не уступающим по напору турецким янычарам, проскальзываешь к свободному такси. Ты едешь, чтобы скорее бросить свои нехитрые пожитки и торопишься к морю, как на собственную свадьбу. А в нём столько синевы, что при взгляде на Него глаза становятся такими же. И твоя майка белеет парусом, только далеко не одиноким. И душа с телом устраивают соревнование, стремясь победить в споре «Кто больше отдохнёт!» Долой самовыражение! Хочется скорее раствориться в этой обезличенной массе тел, выделяющихся только своими формами, уровнем загара и «боевой» раскраской. Так хочется быть как все! Счастливым, парящим на седьмом небе, улыбающимся, влюблённым…
Думаю, никто не будет спорить, что короля делает свита, а Лазаревское – отдыхающие в нём. Какие мы – такой и юг! Весьма не терплю снисходительный и пренебрежительный тон чужбинолюбцев в отношении «нашенских» курортов Краснодарского чая. Как говорится, враги Лазы – мои враги. Хотя и здесь случаются истории, заслуживающие отдельного внимания.
Один мой знакомый, тёзка Александр, просто помешался на Таиланде. Дошло до того, что два года назад он купил себе трёхэтажный дом на Пхукете(а теперь строит и второй!!!). Как полагается, с бассейном. Особнячок располагается на возвышенности(на горе брал специально, потому что жена боится цунами). Нет, конечно, если брать во внимание расстояние от Таиланда до грядок на даче тёщи, то ему можно слегка и позавидовать. А теперь удивительное: живёт мой знакомый в обыкновенной «хрущёвке» в однокомнатной квартире. Я думаю, его тайские соседи-голливудчане были бы, мягко сказать, шокированы условиями проживания коренного москвича. Теперь по утрам(всё-таки довольно чувствительная разница в часовых поясах), в режиме реального времени, сквозь вэб-камеру, Александр осматривает окрестности своего владения, омываемые Андаманским морем, а потом идёт в сортир со ржавыми трубами и нездоровой желтизной унитаза и, сидя на последнем, мечтает, мечтает, мечтает…
Вот и отличи загадочную русскую душу от загадочного российского маразма! Конечно, хорошо иметь домик в Таиланде, при условии, если вас «не имеют» в России.
Но я позволил себе слишком долгое повествование на отвлечённую тему. Позвольте вернуть Вас в мой любимый июль 1997 года. Тот первый день нельзя порезать на кусочки воспоминаний. Я его, как тот крокодил солнце, проглотил целиком, не оставив без внимания ни одной детали, ни единого мгновения. И тот наш ужин при свечах и мерцающих звёздах в море был достойным бриллиантом в диадеме Радости. В это время тёща и дочка смотрели семнадцатый сон без рекламных пауз, а мы упивались карнавальным воздухом иррациональной любви и рационального безумства. А джин с тоником, в свою очередь, упивался проделанной работой, сам не ожидая эффекта, эквивалентного поллитре национального напитка, усовершенствованного Менделеевым.
Когда мы уже собирались покинуть гостеприимную кафешку, передав по эстафете вместе с пластиковыми столом и стульями удивительное обаяние южного вечера очередным соискателям премии в номинации Любовь, неожиданно недалеко от нас заиграл саксофон. Страстная латинская мелодия была как нельзя кстати. Из толпы на небольшую произвольную площадку, размером с носовой платок, ворвалась девятым валом пара отдыхающих. Ему за пятьдесят, ей за тридцать. Как они танцевали! Затаив дыхание, не сводя глаз с легкомысленных пируэтов танцоров, и забыв про заказ, стоял молодой официант. Да что он! Удивительные ощущения переживали все окружающие: танцевали двое, а голова кружилась у всех. Их руки гладили воздух, словно кошку, и он мурлыкал от удовольствия. Её волосы кружились, как вода в фарватере «Маркхота», уплывающего в открытое море. Спасибо Вам, неизвестные хореографы того незабываемого вечера. Мелькнув сгоревшей звездой, они исчезли в толпе так же, как появились, поставив восклицательный знак на нашем минипире.
А потом мы шли домой по улице Победы и громадные деревья своими кронами гасили свет редких тогда фонарей, скрывая наши поцелуи с эвкалиптовым наполнителем. Не было в моём организме ни одной клетки, «не встревоженной» новой для себя средой. Очарование во всём! И не знал я тогда, что всё Это повторится для нас ещё 10 раз или каждое лето10 лет. И очень не хочется знать, сколько раз повторится Это в будущем…

[Виталий]

Странные ощущения раздирают меня, когда я на юге. Кажется, будто и не было почти двенадцати месяцев ожидания. Будто перешёл из одного лета в другое, минуя другие времена года и множество событий. Не верится, что лето мгновенно. Ну не могу я под лучами субтропического солнца представлять сугробы, сосульки и проруби. Вот, в метельном феврале, наоборот, легко мечтается о прогулках под пальмами, магнолиями и кипарисами.
Снова август 2007 года. Приближается замечательный вечер для тех, кто способен замечать ещё что-то, кроме своих материальных и естественных потребностей. Прошедший день порадовал нас обычными удовольствиями, и как следствие, в одном ухе шумит остаток коварной волны, а плечи слегка пощипывают излишества ультрафиолета. Уходим с пляжа пораньше. Натренированные за время спусков и подъёмов, ноги легко, через ступеньку, заносят нас к нашему южному пристанищу. Сначала отправляем свои бамперы и буфера на «мойку». И хотя нужно торопиться, так трудно убрать затылок из-под живительного ситичка душа. Выхожу и попадаю под косые нежные лучи западающего солнца. Ещё полчаса уходят на взгляды в зеркало и друг на друга. Сегодня идём в город гурьбой. С нами соседи нашего частного сектора. Спускаемся вниз по Мирной, и по маршруту, исхоженному вдоль и поперёк, выдвигаемся в сторону Центра.
Возле 4-ой поликлиники вспоминаю, как впервые увидел здесь интересный цветок. Когда-то, в первый приезд, тёща специально водила меня показать целую клумбу этих удивительных растений. Позже, кто-то из владельцев кафе пересадил несколько цветков на каменные столбы ограды на Победе, написав под ними название «Инатерия». Но правильно будет Энотера, или Ночная Свеча, или Ослинник. В старину считали, что дикие звери, понюхав это растение, опрыснутое вином, становятся ручными. Теперь становится понятно, зачем жена заставляла меня нюхать этот хитрый аромат. Каждый вечер в этом месте происходило следующее. «Знамые» отдыхающие собирались заблаговременно, занимали для обозрения лучшие места, готовили фототехнику. Зеваки останавливались по рефлексу очереди: толпа и халява неразделимы. Начинало смеркаться. В одно и то же время, около девяти вечера, цветок шевелился. Как крылья бабочки, бутон за бутоном раскрывались жёлтые лепестки. Каждое движение сопровождалось первобытными восклицаниями. Вокруг не менее пятидесяти человек. Каждому распустившемуся цветку суждено жить менее суток. В полдень следующего дня, независимо от состояния погоды, его лепестки увянут. Но последующим вечером здесь снова будет столпотворенье.
Мы идём медленно-медленно, порой не попадая в джазовые ритмы ночного города, превращающегося в «матросский клуб» под южными звёздами. «Потерявшие» ноги в многочисленных забавах, малыши оседлали плечи своих пап. Все отдыхающие чётко подразделяются на три категории: на тех, кто что-то ещё хочет; на тех, кто уже ничего не хочет; на тех, кто уже не знает, что он хочет. Одним бы только добраться до койки, другим вернуться к ней под утро не одному, а с… хорошим настроением, третьим же радоваться ещё оставшимся после сумасшедшего дня побудительным мотивам и сожалеть по поводу невозможности их реализовать.
Поворачиваю голову на цоканье копыт, и мой рот раскрывается на величину каблуков, в которых любое море по колено. Две красавицы на шпильках с Эйфелеву башню, точнее, два создания из берцовой кости Адама, проходят среди нас как лайнеры среди шлюпок. Одна в минишортах и топике, где самое широкое место – это тесёмка для его завязывания. Другая в платье с разрезами или, по правде сказать, в разрезанном как попало платье. Бёдра у обеих шатаются так, что если б они шли не в такт, небольшое сотрясение содержимому вокруг копчиковой части было бы обеспечено. Ребята, сегодня поливочная машина не нужна, если разве что смыть слюну с тротуарной плитки. Жена рефлекторно закрывает мои с бесинкой глаза. Будь спокойна, моя боевая подруга, мой парусник давно уже бросил якорь в тихой семейной гавани.
Огни, огоньки, огонёчки… Город начинает ослеплять гирляндами и светомузыкой, играя цветными тенями на стенах и деревьях. Задача любого объекта примагнитить ваш взгляд, а дальше руки сами невольно потянутся к собственным карманам в поисках «золотого» для поля дураков. Вокруг столько соблазнов. Решаем снять статистическое напряжение дёшево и сердито. Останавливаемся возле лотка с мороженым. Себе беру пломбир в вафельном стаканчике «Советский», Оля – любимый «Старбёрст», в этот раз с манго, дочка снова экспериментирует, выбирая с лопающимися шариками во рту. Даёт попробовать – морщусь от взрывов тысячи съедобных микропитард вокруг языка.
Молодые всё время вырываются вперёд. Что поделать – молодость пташкой, а старость черепашкой. Ну нет, рано ещё нас списывать с корабля. Включаем форсаж и настигаем беглецов на площади. Поворачиваем направо и по Социалистической улице, вместо обещанного коммунизма, выходим в собственное светлое будущее, на приморскую набережную. Прислоняемся к белокаменным перилам. Затаиваем дыхание, как гончие в стойке. Осматриваемся. Вдоль моря бродят те, кому оно сейчас дороже родной матери, то есть уезжающие. Набережная как гигантская шахматная доска, только с увеличенным количеством фигур и бесконечными рокировками вопреки правилам. Народу предостаточно. В глубине души возникает лёгкий протест против шума и суеты. Хочется уйти отсюда поскорее. Но есть только один способ подавить это желание – самому стать участником этого праздника жизни. И мы ныряем в толпу, и она несёт нас к парку и пирсу.
Все пути сходятся под ротондой. Ничего не понимаю в ароматерапии, но запах шашлыков лечит мои нервишки похлеще жасмина и лаванды. Есть не просто хочется, есть хочется так, что если б можно было питаться запахами, мой желудок давно уже устроил бы гигантский смерч с эпицентром в носоглотке, затянув в воронку все гастрономические ароматы побережья. Встаём в очередь в шашлычную. Работать здесь – всё равно что качать меха в кузнице. Жаром высушивает глаза, а слюна шипит на губах, как на раскалённой сковороде. Пока стою, повторяю про себя будущий заказ, но подходит очередь и всё равно что-нибудь вылетает из головы. Исходя из количества ртов, сдвигаем два столика вместе и сами сливаемся в кулинарном экстазе. Час трапезы пролетает маленькой звёздочкой, только что и чиркнув по млечному пути. Пора возвращаться. К своему коммунальному жилищу идём, зевая взглядами по сторонам, но без прежнего любопытства и азарта. Сытый желудок притупляет эмоции и восприятие окружающего. Хочется сказать одно слово, и я говорю его: «Хорошо!» Дорогой покупаю почти уже взрослой дочери светящийся браслет, получая в ответ обещание со временем купить приличный джипчик. Мне кажется, вполне равноценно. Идём, шутим. Возле подъёма к «Тихому Дону» я отстаю от нашей команды или банды, подпрыгиваю до нижних веток одного из деревьев, захватывая гроздь пахучих листьев, и предлагаю по запаху угадать его название. «Выдаёт» жена: «Это эвкалипт. Раньше мы всегда на море этим натуральным ингалятором горло лечили».
До дома добираемся без приключений, но расставаться не хочется. Только девятнадцатилетняя Юлька с первого этажа уходит со своим мачо в поисках гормональной романтики. Я, её отец, Рафиз из Екатеринбурга и хозяин дома, располагаемся на летней кухне под виноградным навесом. Время около одиннадцати вечера. Половина города уже смотрят сны о завтрашнем дне, а другая зажигает, чтобы увидеть прошедший. Жена просматривает гламурный журнал, изображая такое же выражение лица, но явно не из «Плейбоя». Садимся играть в карты. Свои ходы сопровождаем высокоинтеллектульными восклицаниями. Через раз вешаем хозяину погоны, одобряя его «карьерный» рост по «дурацкой» лестнице добренькими подначиваниями. Какое всё таки счастье, что две недели я могу говорить то, что хочу и как хочу, «акая» и «чокая». Моя работа требует некоторой публичности, а значит и постоянного самоконтроля. А в Лазаревском я свободен! Эстеты и культурологи, спите спокойно. Мой лексикон возвращает меня в подростковый период незамысловатых перлов. Играя, увлекаюсь, как дитё малое. Дочка с Васей(тем самым отличным пареньком с Нижнего Новгорода) сидят поодаль. Оля посмеивается. Меня-то она знает чаще всего другим, напряжённым и задумчивым.
После очередного неудачного кона для владельца наших апартаментов, он уходит в свой погребок, чтобы через некоторое время вернуться с полторалитровой ёмкостью, наполненной жидкостью пурпурного цвета. И хотя шашлыки Прибоя не нуждаются даже в моральной поддержке, Оля достаёт из холодильника сыренькой Сочинской, и режет хлебушек. А нужно ли ещё что-то? Символичность аскетична. Я пригубляю, в большей степени поддерживая ритуал. Рафиз сотрудничает в полном объёме. Начинаются незатейливые разговоры о том, о сём.
В столовую заходит дружная семья северян: мама с папой, с сыном и дочкой, 10 и 5 лет соответственно. Они здесь уже третий месяц. Следует устное сообщение: «А у нас, в Нарьян-маре, выпал первый снег». И это в начале августа. Им скоро уезжать. С одной стороны, хочется уже домой, а с другой? Они то и предлагают сходить на море и искупаться в лунном свете.
Признаюсь, как-то так получилось, за всё время пребывания на юге, ни разу не купались ночью. Столько слышали историй про купание в светящемся от планктона море. Всё собирались-собирались, да всё откладывали. Переглядываемся с женой. Пришло время попробовать. Берём полотенца и вперёд. По лестнице спускаемся наощупь, благо эту дорожку я могу пройти и с закрытыми глазами. Мимо проносится пара подростков, видимо улизнувшая из-под бдительного ока задремавших родителей. В кафешках на Свирском пляже веселье в самом разгаре. Сегодня на вершине прибрежного хит-парада царствует Трофим со своим бессмертным творением про город Сочи.
На пляже пустынно, только одна одиноко сидящая женщина. Раздеваемся. Море слегка волнуется. Никаких ожидаемых фосфорирующих оттенков. Первым ныряет Рафиз, уже привычный к ночным купаниям. Я следую по проторенной дорожке, но беру с собой пяток крупных мурашек. Дочь с «женихом» посмеиваются над нами с берега. Оля окупывается, не издав ни единого вскрика, и тут же ретируется обратно. Пробую отплыть от берега, но чувство самосохранения возвращает меня к кромке прибоя. Страшновато. В юности без проблем на спор ходил в полночь на кладбище. А здесь жутковато. Другая среда. Не знаешь, что ожидать. Вылезаю. Обтираюсь и ныряю в «олимпийку». Сзади будто случается горный обвал. Камнепад сопровождается мурлыканием известной мелодии: «Зойка, шампань несли нам в номера…» Оборачиваемся и видим лежащего на гальке хозяина нашего квартирного приюта, а в его руках ту самую ёмкость с той самой жидкостью: «Я тут подумал, а вдруг вы замёрзнете». Вот так и заканчивается ещё один милый день в милом городе.

[Виталий]

Тем, кто родом из детства, посвящается…

Есть вещи в моей жизни, которые собственно и наполняют её разнообразием. Среди них моя машина, которая уже давно стала мне минидомом, и молчаливым другом одновременно. Тот же футбольный клуб «Спартак», за который я болею без малого тридцать лет и который отнял у меня здоровья никак не меньше моей тёщи, - тоже неотъемлемая часть моего мира. Лазаревское, которое как нефтяное пятно, с каждым годом расползается всё больше и больше по акватории моей души. Есть ещё много разностей и полезностей, привычек и ритуалов, вещей и предметов…
Но если ли что-нибудь на свете, что я не отдал бы за улыбки своих детей? Это тема явно не для разногласий и дискуссий. Тут мы с Вами мазаны одинаково и деланы из одного теста. Я всегда чувствовал себя комфортно рядом с малышами. Хотя бы потому, что где они – там и жизнь. И в моих морских воспоминаниях они занимают далеко не последнее место.
Сколько их, разъехавшись по городам и весям нашей Родины, вспоминают чудаковатого дядю Сашу, который жульничая(нехорошо!), обыгрывал их в карты. Или, сидя под фонарём на бетонных ступеньках, рассказывал страшные истории, даже с плачевными последствиями. Одна впечатлительная пятнадцатилетняя! девочка после одного из ужастиков последнюю неделю отдыха боялась самостоятельно ходить в туалет. Попало мне от мамы по-полной и справедливо, хотя мои истории – всего лишь комариный писк по сравнению с тем, что показывает нынешнее телевидение. А ещё я любил устраивать неспортивные соревнования. Например: « Кто за сто шагов съест 10 печеньев» . Попробуйте и Вы. Идти можно медленно-медленно, но не останавливаясь ни на миг. На моей памяти ещё никому это не удалось.
Или тот прикол с гаданием на будущего жениха или невесту. Заранее, горящей спичкой, я наносил копоть на дно обыкновенной чашки. Наливал туда воды и капал немного духов или одеколона. Просил закрыть наивные глаза, и совершая пассы, разрисовывал ничего не подозревающее очередное чадо, отвлекаемое ароматами благовоний от моих «чёрных» намерений.. Потом подводил к зеркалу и…визг разносился по Свирскому ущелью подобно боевому кличу каманчей. Детвора держалась за животы, а я спасался бегством, сначала по Пролетарской, а позднее по Мирной.. Но ни разу никто не обиделся. Наоборот, с ещё большим воодушевлением, меня просили устроить новую экзекуцию. Получайте.
После истории про звёзды, я рассказывал про удивительное созвездие Кассиопея, которое можно увидеть только через рукав верхней одежды. И когда ничего не подозревающий юный астроном смотрел через натянутый рукав своей олимпийки в звёздное небо, как сквозь телескоп, я выливал на его голову трёхлитровую банку воды. Снова смех и крики мне в спину: «Держись, дядя Саша!» Прости меня, господи. Это было ещё лет 10 назад. Но как быстро меняются времена. Сейчас я бы побоялся. Не поймут ни дети, ни родители. В погоне за отстаиванием своих прав мы растим белоручек и, что ещё хуже, белодушек.
Лето 2008 года. Я с упоением ныряю и со сладострастием выныриваю из желеобразных глубин бирюзового моря. Валяюсь на спине, раскинув руки, словно собираясь обнять целый мир. Стараюсь изо всех сил удержаться на плаву, но ноги предательски тянут вниз. «Ничего»,- успокаиваю себя, - «раз тону, значит, я не вещество, которое не тонет». Солнце в небе, как желток на голубой сковородке, шипит и пузырится. Всеобщее состояние эйфории. Ничего случайного. Всё гармонично. Любое действо как неотъемлемый атрибут всеобщего праздника. Вот один папаша потерял бдительность и малыш нахлебался воды. Реакция мамы ассиметрична – попал мужик на алкогольный карантин не меньше, чем на неделю. Усатый добряк, размером со шкаф, понурил голову и виновато улыбается. Две молодые студентки, загорая почти топлес ( если не брать во внимание пару плоских галечек), в рейтинге привлекательности составляют конкуренцию обезьянкам и продавцам кукурузы. Пляж живёт. Сцена за сценой. Меняются актёры. И какие! А как исполняются роли второго плана. Оскар плавится от зависти. Может потому, что здесь гениальные декорации? Ловлю себя на мысли, что сколько раз уже пишу про пляж и почти не повторяюсь. Казалось бы, каждый раз одно и то же, но никакого однообразия.
Выхожу на берег, вернее вылетаю на крылышках завышенного самомнения, когда рядом раздаётся окрик незнакомым голосом: «Дядя Саша, а вы меня узнаете?» Я, конечно, в молодости не отличался пуританским образом жизни, но и поводов для объявления в розыск для установления отцовства особенно не давал. Оборачиваюсь – а вдруг ошиблись? Вижу: Юноша лет семнадцати. Знакомые черты лица. «Я Антон с Иркутска. Вспомнили? 2003 год! Вы нам тогда страшные истории рассказывали. А мы завтра улетаем. А где Танюшка?» Напрягаю свои значительно сократившиеся на период отпуска извилины. Было дело. Неужели этот статный высокий юноша и есть тот плаксивый мальчишка, вечно бегавший жаловаться к маме. Становится грустно (время летит) и радостно(а ведь помнит!) одновременно.
А вечером, когда солнышко чмокнет в щёчку море, пожелав спокойного сна, я, как в старые добрые времена, соберу всех ребятишек с дома и, благодаря им, вернусь в собственное детство, такоё далёкое и недавнее...

[Виталий]

Если мы долго смотрим на голубое небо серым взглядом, то оно непременно бледнеет. (нерастава, том 1, стр.1- единственная)

Даже наше с вами щедрое на тепло и ласку Лазаревское и то, Букам и Бякам, ответит своей взаимностью. Посеешь ветер – пожнёшь бурю. Если выстрелить в прошлое из пистолета, то будущее ответит выстрелом из пушки. Короче, относись к окружающему так, как хотел бы, чтобы относились к тебе. Кажется всё простым и понятным, но в жизни почему-то очевидное далеко не очевидно. Умению видеть прекрасное надо учиться, как навыкам чтения. Только как излечить близорукость к собственной глупости?
…Луна и звёзды, размерами никак не меньше, купались в многочисленных заводях и ставках пойменных лугов Кубани. Гремели цикады, квакали лягушки, да изредка вскрикивали ночные птицы. Благоухали кувшинки. Свежайший воздух вполне возможно было разливать по ёмкостям и употреблять вместо аперитива натощак или в качестве средства, заменяющего рассол в известных целях.
А сквозь это изобилие щедрости звуков и запахов мчался «загнанный» таким же утомлённым машинистом поезд Москва-Адлер за номером 202. Плацкартный вагон, качавший меня со всеми не хуже однобалльного шторма, окружал уши пассажиров фальцетирующим храпом и коктейлем из запахов копчёностей, пота и дезодорантов. Дорожный сон чуткий. Каждую ночную остановку(особенно по молодости) я, презрев неудовольствие проводников, старался выскочить на улицу. И стоял там, словно часовой, возле вагонного трапа, с упоением слушая самые обыкновенные объявления технического характера и вдыхая полной грудью букет ароматов дороги с нотками мазута и табака от «бычков» под ногами. Прохлада щипала мои руки и ноги вместе со счастьем, норовившем сделать это изнутри. Наверное, даже поклонник тяжёлого рока меньше кайфует от визга циркулярной пилы, попавшей на ржавый гвоздь, чем я от состояния движения даже в момент стояния. От восторга хотелось закричать, подняв на уши половину состава. Разве у вас так не бывало? Только вы и дорога. И никого между вами.
В шумной кампании ехать здорово. Свой колорит, свои краски. Всё время шутки, общение, но прочувствовать по-настоящему путевой нерв можно только без посредников. Один на один. Посапывает в своих тинейджерских снах умничка-дочка. Дремлет жена в обнимку с бдительностью, охраняя честно (а значит нелёгким трудом) нажитый дорожный скарб. Лишь изредка, как лунатики, бродят к туалетам и обратно на автопилоте пассажиры, планирующие высадиться на берег моря не только с багажом, но и с бодуном. Спит вагон. Спит страна. А я не сплю, но от радости, переполняющей меня, мне кажется, что сплю. Ведь это я стою на платформе Кавказской, как на вершине Эвереста, и завидую сам себе. Я ЕДУ НА ЮГ! Будучи человеком суеверным, это я обстучал все деревья в микрорайоне, где живу, дабы не сглазить планируемый летний вояж к морю. И вот всё сложилось. С этого мига я не только не тороплю время, я вздыбливаю его конём, натягивая поводья до скрежета удил по зубам, пытаясь сдержать его неукротимый бег.
Возвращаюсь в душный вагон. Взлетаю, как петух на нашест, на свою любимую верхнюю и проваливаюсь в натуральный физиологический сон. И засыпая, думаю, что если бы меня когда-нибудь спросили: «Какая станция у меня любимая?», я непременно бы ответил: «Следующая!».
Мои радужные сны неожиданно разрушил гром, явно не небесного просхождения. Открываю глаза от шума и гвалта, сопровождаемыми женскими криками и детским плачем. Многие, и я, соскакивают со своих мест, пытаясь сориентироваться в происходящем. Два мужика, в расцвете лет, награждали друг друга смачными тумаками, совершая аксели и тулупы, катаясь по полу. И это в ограниченном пространстве! «Ледниковый период» на суше. Перессвет с Кочубеем переворачивались в гробах, завидуя азарту и отваге новоявленных членов бойцовского клуба. По многочисленным просьбам нетрудящихся прекращаем бой Недотайсонов, опасаясь изменения траектории баллистических кулаков.
Выясняется. Высокий глава семейства, расположившись на верхней полке, столкнулся с известной проблемой дяди Стёпы: куда деть ноги, и поэтому вынужденно перекрыл ими, словно шлагбаумом, проход на уровне головы. Другой, не менее высокий, Глава семейства, спросонья, при походе в туалет, налетел носом на пятку. Слово за слово: «Кто виноват?». А дальше – конфликт в духе разборок семейств монтекки и капулетти. Правило «Утро вечера мудренее» нашло очередное подтверждение на следующий день, когда незадачливые драчуны братались, набравшись изрядно изрядного. Как это по-русски!
А пока я снова взлетаю на любимейший лежак над своими девчонками и, улыбаясь после неожиданного стресса, прижимаюсь лбом к оконному стеклу и смотрю в дорожную темень. В душе ни кубического миллиметра пустоты. Я еду на юг!

[Виталий]

Прошлое не зеркало. Сколько не смотрись – моложе не станешь. Но если не смотреть в хорошее прошлое, можно состариться и быстрее. Как же всё-таки устроен человек: считает только явные результаты. А под какую шкалу измерения подвести состояние душевное? Ведь, когда приезжаешь с юга – привозишь не только ракушек, соль в плавках и купальниках, избыток ультрафиолета на кончике носа, пальмочки в обрезанных пластиковых бутылках, сувенирчики или пропитанную йодом щитовидную железу, но и океан радости, море счастья, озеро оптимизма и родник надежды, что всё это повторится следующим летом. Гармония в многообразии. Всё нужно воспринимать в комплексе. Любой казус, любое недоразумение, неудобства и издержки есть неотъемлемая часть удовольствия, или цены за него. Они только обостряют наши радужные или чёрно-белые впечатления.
Были мы с женой в Лазаревском дождливым маем 2009 года. Знали, что не сможем получить всю гамму чудотворных эмоций. Не было водных процедур с гидромассажем в прибрежных волнах. Не было приличных «нудистских» радостей безодеждных прогулок в паутинке солнца-паучка. Боже мой, как же надоедают за зиму все эти килограммы будущей ветоши из дублёнок, мехов, пальто и синтепонов! А эти «свинцовые» бахилы «теплолюбивой» обуви? Но бродили мы с Олей по пустынным и цветущим улочкам любимого городка, дышали пригорным целебным воздухом и смаковали удовольствие от соприкосновения с Чудесным не менее, чем в летнее время. Потому что уже давно лучшее реалити-шоу для нашей семьи называется «В гостях у Лазаревского». Потому что объединяет оно нас не столько «призовым фондом» развлечений и забав, возможных только здесь, сколько тем, что даёт возможность стать нашим чувствам свободными от бытовых забот. Кто был никем, тот на море становится всем. А кто-то из тех, кто был всем(парадокс) становится здесь никем, и счастлив от этого не менее.
Год 2006. В начале июня едем с супругой на Курский вокзал. Занимаем места в разные очереди в кассы. Полчаса провожу у информационного монитора, вытыкивая пальцем поезда на Адлер и изучая маршрутные остановки. Часовая стрелка, коснувшись цифры 8, возвращает меня к билетной «горячке». Везёт Оле, и я перебираюсь к ней. Словно волк Красной Шапочке улыбаюсь в тридцать три зуба в окошко кассиру. Голосом Лисы Патрикеевны сидящему у неё на носу колобку, произношу Великий монолог, не уступающий Гамлетовскому: «Двести второй. До Лазаревского. Плацкарт. Поближе к купе проводника, но не третье или шестое (там не открываются окна). Два низа». В паспорт для возбуждения служебного рвения и повышения профессиональной компетенции кладу символичный стольник. Не знаю, может моя инициатива и лишняя, но спустя пять минут мне уже который год пробивают самые лучшие места из желаемых. Отходим в сторонку. Выверяем паспортные данные. Географически и фактически может быть мы ещё и в Москве, но я уже слышу скрип колёсиков чемоданов по весёленькой плитке южноморского вокзальчика…
…За полночь. Вагон, гудевший рассерженным пчелиным ульем ночь и день от Москвы, неожиданно затихает. Поезд просто летит по кубанскому раздолью. Тёмная южная ночь сверкает, словно светлячками, звёздочками из ставков и речных заводей, обильно заросших камышами. По раскалённому и душному плацкартному бродит такой долгожданный сквознячок из натуральных кондиционеров – щелей. Лежу на верхней полке, слегка свесив голову, остужаю лоб об оконное стекло и просматриваю освещённые фонарями мелькающие полустанки. В соседнем отсеке полушёпотом ведут незатейливую беседу две молодых мамочки. Их «чёртики», умаявшись за день, вернее умаяв всех, спят с ангельскими выражениями глаз. И снится им страшный проводник с усами, которым безуспешно стращали мамаши своих чад целый день. Тук-тук – стучат колёса. Тук-тук – отвечает сердечко.
На Кавказской стоим подольше. Выхожу с единственным не заснувшим курильщиком на весь вагон. Знакомимся без всякого приличия, как будто продолжая прерванный накануне разговор. Откуда? Куда? Почему в Лазаревское? В сотый раз повторяю давно уже сформулированное алиби нашего счастливого выбора: Потому что лучше ничего нет! Новый знакомый, Артём из Коломны, понимающе кивает в ответ: «А я своих везу в Пицунду. Нас встретят в Адлере. Море там исключительное. Из-за бухты практически не штормит. Цены на жильё божеские». Говорим-сравниваем. Дышим станционным воздухом с нотками мазута. Слушаем бодрые объявления из репродукторов голосом живого на тот момент Яна Арлазорова о нашем отправлении. Наконец поезд трогается по нужному нам курсу. Мы едем на юг!
Возвращаюсь в вагон. Прощай, случайный попутчик, Артём. Может, и свидимся, но только точно не в Пицунде. Залезаю наверх и снова липну к стеклу. Моё внимание обращено в сторону приближающегося зарева. Кажется, что в огне вся линия горизонта. Запах дыма начинает щекотать ноздри. Догадываюсь, что горит жнивьё. Только что прошла уборочная.
Начинаю дремать. Мечтаю, что завтра в это же время буду спать в своей любимой комнате с видом на море. И так оно и будет. Только надо сильно верить и не предавать мечту.

[Виталий]

Тхагапш-Тхагапш, какой пейзаж…

С раннего детства мой организм совсем не приспособлен для путешествий по горным дорогам. Да что там серпантины, иной раз и в качестве водителя так укачает в равнинной московской пробке где-нибудь на Варшавке, что даже Останкинская башня кажется горбатой старушкой с косой.
Вспоминается 1997 год. Море такое синее, что отражаясь, перекрашивает все наши разноцветные глаза. Гладь с редкими рябинками – раздолье для купальщиков. Хочется заплыть далеко-далеко, в сторонку от пляжного «муравейника». Решаем с женой взять велосипедный катамаран с полозьями-поплавками в форме жёлтых дельфинов. Отплываем за километр от берега. Любуемся сквозь марево морского испарения воздуха далёкими горными вершинами. Покой и умиротворенье. А вокруг царствуют ритмы знойного танго или солнечной ламбады. Курорт занят важным делом – то есть бездельем. В такие моменты, кажется, что в мире нет места для печали и грусти. Неожиданный дискомфорт атаки морской болезни приглушает праздник души и возвращает в реальную действительность, повторяя для непонятливых спорную, но прописную истину: здоровый дух возможен в здоровом теле. Спасаюсь от качки, прыгая в море. Так и доплываю до берега в фарватере своей возлюбленной. Два сотрясения мозга открыли во мне не только литературные способности. Так что моему вестибюлярному аппарату остаётся только мечтать об экскурсиях в Новоафонские пещеры, на чайные плантации, на озеро Рица, в Красную поляну. Уверен, уже на подъезде к первому из тридцати трёх водопадов я добавлю тридцать четвёртый, собственного производства. И всё же ближнюю округу под парочку таблеточек драмины упускать не хочется.
2006 год. Теперь уже не помнится, кто был проводником нашего однодневного путешествия в долину реки Псезуапсе, а именно в аул Тхагапш, бывший аул Кирова. Может быть «Квазар», может «Огонёк», то ли «Лазаревский отдых», то ли «Безарт»…
Забирают нашу семейную троицу возле «Минутки». Места в партере заняты, забиваемся в хвост переполненного автобуса. Пронизываем Лазаревское по одноименной улице, переезжаем мост, поворачиваем налево и начинаем петлять по склону гор вдоль реки. Дорога с перепадом высоты до одного километра, заросшая преимущественно орешником. Иногда, в просветы растительности, я бросаю взгляд на шёлковую ленту Псезуапсе. Впечатляет. В голове появляется лёгкий шум от перепада давления. Начинается витиеватый спуск, и через несколько минут мы стоим у недавно выстроенного железного моста. Видел лично по ТВ его открытие и то, как разрезал красную ленточку губернатор всея Краснодарского края господин Ткачёв.
Идём по селению, практически ничем не отличающемуся от посёлка в средней полосе. Центральная асфальтированная улица, изгороди, дома под шифером или кровельным железом, садики-огородики. Но поднимешь голову, упрёшься взглядом в крутые склоны гор, и понимаешь вдруг, что пространство и простор вещи как взаимосвязанные, так и несоизмеримые. Выбор места обитания здесь определила сама природа. Скалы и камни хранят вековые тайны борьбы горцев за свою жизнь в этом суровом краю. Экскурсовод подводит нас к единственной на всё черноморское побережье Кавказа мусульманской мечети, высотой около четырёх метров, напоминающую конструкцией каркасную опору баскетбольного щита. Задерживаемся также возле памятника жителям, отдавших свои жизни в Великой Отечественной. Внушительный список для маленького аула. Склоняю голову.
Размещаемся в доме местного жителя, превратившего его в этнографический музей под открытым небом. Выслушиваем историю про житьё-бытьё шапсугов. Смотрим с уважением на ложки из самшита. Благодаря ним в селениях не было мора. Древесина этого реликтового дерева тонет в воде. Говорят, что из самшита изготавливали шарики для подшипников.
После рассказов следует фотосессия. Сначала в папахе и бурке, затем с рогами, прикреплёнными к стене. Экскурсовод шутит, что тот, кто сфотографируется с ними, никогда не будет иметь их в реальной жизни. Дорогой гид, пожалуй, это лишнее. Половина экскурсионной группы переглядывается и загадочно улыбается. Жена втайне от дочери грозит мне кулачонком.
Выходим на улицу перед домом-музеем. Возле нескольких уазиков, один из аборигенов, явно с вызовом, под одобрительный смех себе подобных, в сторону наших женщин начинает напевать «Чёрные глаза», злоупотребляя в первую очередь не излишним акцентом, а дефектами речи. Неужели не найдётся достойный ответ кавказскому Чемберлену и Казанове в одном лице? Да мы только и делаем всю жизнь, что пишем письма турецкому султану или жалобы на ЖКХ. Получай ответ: «Огней так много золотых на улицах Саратова…». Нет, друзья, однозначно, секрет непобедимости России в наших женщинах!
Гид показывает на пустое левое запястье: «Цигель, цигель». Идём к завалу и водопадам. Сверху угрожающе нависают деревья. Разговоры смолкают. Обращаю внимание на водопроводную трубу вдоль ущелья в аул. Мне бы такой домашней минералки!
Добираемся до верхней чаши «Афродита». Соседние камни и ветки кустарников обкладываются и обвешиваются майками и шортами. Благородно уступаем женщинам право быть красивыми, то есть, залезть в ледяную воду первыми, и получаем взамен ультразвуковые перегрузки на свои барабанные перепонки. Одна полная женщина, и «полная» дура, забирается каким-то чудом на верх жолоба водопада, собираясь прокатиться оттуда по каменной канавке, причём под одобрительные возгласы собственного мужа, снимающего сие рискованное безобразие на видеокамеру. Однако безрассудок существа, созданного из ребра Адама, принимает «неправильное» решение, и аттракцион по отделению души от плоти, а костей от кожи видимо состоится позже. Сделав пару снимков для семейной летописи, я присоединяюсь к своим похорошевшим Евам. Слегка перехватывает дыхание, сразу начинаешь понимать, что чувствуют мамонты в вечной мерзлоте. А вот когда встаёшь на раскаленные щедрым южным солнцем огромные валуны, обжигая пятки, то уже не завидуешь ужу на сковородке. Кто из нас не любит «золотую» середину? Когда миллион малюсеньких иголочек начинают покалывать твоё обновлённое тело, вот тогда и понимаешь, в чём состоит смысл возрождения. На обратном пути ныряю ещё и в купель «Апполона». Недалеко экскурсовод показывает нам фигу из камней, выложенную самой природой. Запоминается и обломок скалы размером с трёхэтажный дом. Удивительная природа.
Возвращаемся в аул, бодрые и весёлые. Заказываем обед. Мы уединяемся за столиком в дальнем углу сада за плетёным заборчиком. Приношу туда кукурузную кашу, лилибж(копчёную говядину), щалям(национальные лепёшки), два стакана домашнего вина, дочке компот из свежих яблок. Осы, шепеляво жужжа, помогают нам как могут. Всё едим по местным традициям при помощи рук. Пообедав, выходим на мост.
До отправления автобуса остаётся не больше часа. Опёршись на перила, долго рассматриваю бегущую Псезуапсе, втайне надеясь увидеть промелькнувшую тень серебряной форели. На середину проезжей части выходит тёмно-коричневый бык явно с недружелюбными намерениями. Проявляя уважение к будущему шашлыку, мы боком-боком пробираемся в автобус.
Уезжаем. А я смотрю и смотрю на горы. Обратной дорогой наш гид рассказывает, что недалеко находится Тигровая пещера и падающий с восемнадцатиметровой высоты водопад Игристый. Будет повод вернуться. Запоминается и отношение шапсугов к грозе, а именно история про одного солдата, демобилизовавшегося из армии, но убитого молнией за несколько сот метров до родного дома. Интересно то, что местные жители радовались, если кого-нибудь убивало таким образом. Интересно, а если причиной смерти стала бы обыкновенная розетка, это тоже бы награждало бы покойника званием избранного. Всё-таки, и там, и тут электрический разряд. Надеюсь всё же, что подобные пережитки в прошлом.
Возвращаемся. Впереди море и падающее в него солнце. Прошёл ещё один день южного отпуска. Да, кстати, для меня поездка прошла без всякого дискомфорта и последствий, даже без таблеток авиаморя, чего не скажешь про мою космонавтку Оленьку. Не пошли ей в душу и тело щалямы и лилибжы. Действительно, говорят, хочешь лучшего, готовься к худшему.

[Виталий]

О том, как дочь подсела на «таблетку» и что из этого вышло.

Часть 1.

Наш летний отпуск на море удобно сравнивать с фазами луны. Первая неделя – растущий месяц, середина – полнолуние, второй – убывание, а отъезд словно лунное затмение.
Смотрю в окно. "Лунный" пейзаж, а сердце просит буйство цветов и красок. Потерпи, «молоточек»… Всему своё время – играть на баяне или рвать меха.
Как правильно воспитывать дочь я не знаю, но я знаю, как не надо воспитывать. Говорите меньше. Во всём личный пример. Надеемся, что когда-нибудь наша дочь тоже не будет гнуть пальцы веером перед подругами или сослуживцами, поражая их словесной иллюминацией об очередном развлекательном вояже в жаркую «не горячую точку» заморской страны. Привезти «понты» можно даже с Урюпинска.
2007 год. Дочке почти 16 лет. Идём вечером по Лазаревскому. Отдыхающие мужики, особенно аборигены, цокают языком, провожая липкими взглядами. Странное чувство творится в моей душе: гордость перемешивается с желанием набить очередную нахальную физиономию. Вот такие мы папы. Для меня-то она дитё неразумное. Хотя для своего отца я и в сорок три такой же.
С утра лазаревское солнце весело барабанит по крышам и окнам одноименного городка. Вставайте-вставайте! Сладко-сладко просыпаться, когда позади удачно проведённый денёк, а впереди не менее интересный. Я не нудист, но устав носить сто одёжек, кайфую, когда утречком, с голым торсом, умываюсь, фыркаю, бреюсь, просто хожу взад-вперёд. Я на юге! Ящерица с любопытством подглядывает за мной из-за старого листа шифера. Дочь, зевая, словно икающий кашалот, проходит мимо подобно начинающему лунатику по прибору навигации «на ощупь». Знаю, что проснётся наша лапочка и загорится лампочкой только через десять минут. Вот жена, другое дело – она уже давно «кипит» вместе с чайником.
На столе рогалики в обсыпке и пачка любимого сливочного масла «Калория». Блинчики с творогом «Морозко» шипят на сковородке, брызгая растительным маслом. Пьянящий аромат кофе устраивает сквозняк в моей носоглотке.
Из пластиковой бутылки поливаю свою любимую хозяйскую пальмочку. Вода буквально исчезает в расщелинах земли.
Садимся за стол. Сверху, с веранды, смотрим как «ранние пташки» торопятся к девственному морю. Как говорится, кто рано встаёт – тому и белый пароход. Пытаемся равнодушно смотреть им вслед – не получается. Азартная лихорадка передаётся и нам. Спустя пару минут мы сами, отбивая пятками туш, марш и вальс одновременно, шлёпаем сланцами по асфальту и бетонным ступенькам. Аккуратно несу надувные матрацы, оберегая от коварных шипов и колючек. Могу теперь признаться, один раз не досмотрел. И тогда мне в интересах собственной безопасности, пришлось валить всё на брак фирмы-производителя. А признался я в этом своей Оле только после удачно проведённого 8 марта на следующий год.
Перед пляжем пропускаем железнодорожный состав. Тороплю вагоны. Наконец, спускаемся к морю и я, точно флажок на покорённом Эвересте, водружаю наш пляжный зонтик. Окупнувшись, ныряем под его спасительную крону, а потом в незатейливую прессу. Жена почитывает Донцову, я дочитываю за женой. Танька, прикрыв плечики марлей, а голову панамкой, осматривается по сторонам. Моё рассеянное внимание привлекает молодой юноша. Уж больно откровенный интерес проявляет он к моей дочульке. Или кажется? Ан, нет. Спустя несколько минут они уже плещутся в синих волнах, переговариваясь, как старые приятели. Мне бы такую коммуникабельность.
Блестящие глаза вернувшейся дочери говорят о том, что беседа носила явно не полемический характер, а тема их разговора – не обсуждение генной инженерии. Требую немедленного отчёта, но «отчёт» подходит сам.
- Здравствуйте! Меня зовут Васей. Я отдыхаю здесь с бабушкой. Мы из Нижнего Новгорода. Вы не отпустите свою дочь погулять со мной вечером?
Обаятельное лицо простого русского парня. Как оказалось в дальнейшем, к тому же, доброго и порядочного. Прошло 4 с половиной года, а мы по-прежнему общаемся и поздравляем друг друга с праздниками. А тогда я проявляю отцовскую бдительность и справедливо настороженно отказываю: «Мы пока слишком плохо тебя знаем. Вот проверим тебя в деле. Таня давно просит меня прокатиться с ней на «таблетке». Выручай?…»

[Виталий]

Часть 2.

Риторический вопрос: стоит ли искать добра от добра?
Сегодня смотрел фотографии сотрудницы, слетавшей в феврале позапрошлого года на Мальдивы. Затерянный в Индийском океане малюсенький остров, который легко можно обойти по овальному периметру за полчаса. (Кстати, а вы знаете береговая линия какого государства самая продолжительная в мире? Подумайте, ответ в следующем отзыве.)
Жила моя знакомая с подругой в бунгало на суше, а несколько домиков, со стеклянным полом, разместились непосредственно над голубой лагуной. Проще говоря, жилище на аквариуме. Каждое утро встречали рассвет над океаном. Каждый вечер провожали закат в океан. Целый день валялись на белом песочке в кресле-качалке под тенью от кокосовых пальм. На острове, кроме них, жила одинокая цапля и несколько европейских семей, преимущественно немцы. Наши ни белбеса по ихнему, они по-нашему. Какое это иногда счастье, когда тебя не понимают. Тишина. Покой. Ляпота. Первые дни, - рассказывает коллега, - мы просто кайфовали от океана, экзотики и одиночества. Иногда казалось, что часы жизни здесь просто остановились. Рай. Только живший в прибрежном ресторанчике попугай-полиглот предпочитал выражать свои чувства крепким русским выражением, заканчивающимся на мягкий знак. Но через неделю генетический менталитет нации стал напоминать о себе. Московские биоритмы покруче шаманских бубенов. В душе вдруг заиграли «Подмосковные вечера», захотелось праздника с маленьким погромом в конце. Глаза немцев после увиденного нуждались в немедленной помощи окулиста.
Другие мы. Не хуже и не лучше. Как объяснить, что наш человек может всю жизнь копить, отказывая себе во всём, а потом отдать всё первому встречному(лучший вариант) или сжечь. Умом Россию без печени не понять! Наверное, на Мальдивах и впрямь хорошо. Я и сам на недельку с удовольствием поменялся бы местами с Робинзоном Крузо. Но вот какой парадокс. Слушаю тайские рассказы, канарские саги, турецкие были-небыли, египетские сказки, греческие эпосы знакомых, а мечтаю о поездке в моё Лазаревское. Секрет прост. Есть браки по расчёту, а есть по любви. Когда по-настоящему любишь что-то или кого-то, недостатки не замечаешь. Моё же сердце давно уже стало побратимом этого маленького южноморского городка с уникальными даже в мировом масштабе климатом и средой.
Следующий день. Солнечный, веселый, яркий, волшебный, проще говоря – обычный. Вася, как пляжехранитель, просмотрев глаза, встречает нас чуть ли не у железной дороги. Продолжаем знакомство. Садимся играть в дурака. Василий явно поддается – с его стороны, мудро. Покровительственно похлопываю паренька по плечу: «Тренируйся».
Идем в царство гидроциклов, «бананов», парашютов и катеров. Оранжевые бронежилеты опоясывают тела. Дочка с Васей в радужном настроении. Третьим в таблетку, на халяву, садится один из парнишек – «прокатчиков». Прошу ребят с катера особенно не гонять. И со средней тяжестью в сердце отправляю дочку в аттракцион по волнам, по морям. Сие действо увековечиваю на кинопленке. Будет, что показать внукам. Снимаю все пять минут. Время подходит к концу. Я опускаю видеокамеру и в этот момент на последнем повороте, пересекая волну от собственного катера, таблетка взлетает вверх. Как в Полтавской битве: смешалось все: ноги, руки, лифчики, жилеты. Катер подбирает любителей острых ощущений, точнее жертв надводного экстрима. С белым лицом и трясущимися руками, на негнущихся ногах, моя Таня проходит мимо меня. Начинаю переживать. Выясняется, что она здорово отбила всю правую руку, но, проявляя вынужденное геройство при моем потенциальном зяте из нижнего Новгорода, мужественно изображает гримасу безмерного счастья на уже позеленевшем лице. Дойдя до места нашей дислокации на родном пляже, Таня, с жадностью пустынного жителя, осушает литровую пачку сока, купленную Василевсом. Не в силах вымолвить ни слова, закрывает глаза, а я тем временем, перехватываю полный безотчетной паники взгляд Василия. Как же, волнуется.
Немного придя в себя после морского приключения, собираемся и уходим. Поднимаемся в наше южное жилище. Заходим в нашу комнату и водопад слёз дочери обрушивается на наши уши. Слышим только нечленораздельное: «Сережка –а-а!!!» В непонятках переглядываемся с женой. Какой такой Серёжка? Но дочь, не в силах говорить внятно, сквозь всхлипы и рыдания, показывает на пустое ухо, и мы понимаем, что золотая сережка стала теперь предметом исследования черноморских пучеглазых крабов.
Не плачь, дочка. В жизни так всегда. Если в одном убыло, значит в другом прибудет.
Вечером отпускаем «пострадавшую» в «свободный полёт». А сами, как Эркюль Пуаро с Агатой Кристи, втайне следуем параллельным курсом по скрытой тенью улице Победы. Вот так и прошло первое свидание дочери в самом романтичном городе земли, на глазах бдительных родителей.

[Виталий]

Часть 3.

Дальше – больше. Как-то незаметно, но мы подружились с Васей не меньше нашей дочери. Стали и жить в одном режиме. Познакомились с чудесной бабушкой, бывшим преподавателем иностранных языков. В наше эгоистичное время редкий внук откажется от собственных удовольствий, поедет с бабушкой на три недели к морю, и терпеливо изо дня в день будет сопровождать её с горы на Пролетарской и обратно. И только потом стремглав лететь к нам. Конечно, возможно «одичав» за две недели «вынужденного одиночества», Вася обрадовался новому знакомству как никогда. А после моих страшных историй ему было интересно с нами не меньше, чем с дочкой.
Никогда не забуду один вечер, проведённый нами совместно на Свирском пляже. До отъезда два дня. Завтра прощальный вояж на прибоевские шашлыки. Сегодня же хочется впитать в себя словно в губку удивительную атмосферу южного вечера.
Закат после знойного дня приносит такую ожидаемую прохладу. Сколько отдыхающих теперь, вернувшись по своим коттеджам, квартирам, гостиницам, комнатам частного сектора включаются в ликвидацию последствий активного отдыха под прямыми солнечными лучами. В бой идут мази и кремы, масла и спиртосодержащие жидкости, и как крайнее средство, уринотерапия.
Помню, как в 1997 году, к нам на летнюю кухню, под навес, увитый виноградной лозой, вышла одна такая «опалённая» солнцем соседка по дому. Она шла грациозной походкой балерины, подняв над собой за плечики собственную ночнушку. Картина ещё та. Когда она охала и стонала, мне казалось, что и её язык получил солнечный ожог. Она так и проходила весь вечер, боясь опустить шёлковую ткань на собственные плечи. Её краснознамённое тело даже сквозь одеяние излучало сияние, не уступающее полярному. Нас губят не желания, нас губят излишества.
Решаем перекусить на пляже(чистоту и порядок после себя гарантируем). Отправляем молодых за курочкой в лаваше, «Миллером» для жены и её половины. Наше ожидание не затягивается. Наверное, так саранча не сметает всё на своём пути, как мы уничтожаем принесённое. Последняя капля золотопенного падает в мой умиротворённый желудок с протяжным эхом. Перекусив, пускаемся в разговоры, подобные тем, что обычно ведутся в походе у костра. От кафе несутся дразнящий запах шашлыков и «Белые розы». Почему то на юге я абсолютно забываю о своих меломанских пристрастиях и готов подпевать кому угодно. Видимо в минуты радости притупляется всё, кроме инстинкта продолжения рода.
Уезжаем. До работы неделя. Двести второй поезд. Нас провожают ночь и Вася. На нём нет лица. Ему-то оставаться ещё на три дня. Удивительность в том, что знакомы мы только одну неделю, а ощущения такие, будто мы съели вместе не один пуд соли или креветок с разливным пивом «Волжанин». Даже непонятно, кто больше влюбился в этого открытого непосредственного паренька, наша дочь или мы с женой. С перчинкой в голосе, не скрывая этого, Вася обиженно сопит: «Как я тут без вас?» А сам не выпускает ладошку Танюшки из собственных рук. Почему то очень сильно запомнились его сгорбленные от предстоящего расставания плечи.
На следующий год, я по инерции памяти, увидев синие шорты, не раз ещё буду восклицать: «А вдруг это Василёк?!» (Так получилось, что в 2008 году он отдыхал с мамой и полуторагодовалой сестренкой в июне, и мы не встретились). За одну неполную неделю человек вошёл в нашу жизнь как не удаётся многим за годы.
Объявляют поезд. Расставляемся согласно номерам вагонов. Все происходит в спешке и как-то буднично. Ощущение, что самые главные слова так и не сказаны. Обнимаем его все по очереди, и поднимаемся в вагон.
Трогаемся. А Вася еще долго идёт за нами, ускоряясь практически до окончания платформы. Вспоминается Есенин:
Милый смешной дуралей
Ну куда он за нами гонится?
Разве не знает он, что живых коней
Победила стальная конница!
Снимаю с верхних полок матрацы. Застилаем с Олей постели. Дочь падает ниц на свое место и отворачивается к стене. Дрожащие плечи говорят о многом. Но мы ее не успокаиваем. Такие светлые печали нам просто необходимы. Если вы не умеете грустить, вы не умеете и радоваться по-настоящему.
На юг, на всякий экстренный, берем только один сотовый телефон. И люблю и ненавижу этот плод цивилизации одинаково. Прошу звонить с работы только в качестве чрезвычайной необходимости. И вдруг, через пять минут после нашего отъезда, нас догоняет СМС. Вздрагиваю, кому это приспичело в час ночи?
Читаю: « Я буду очень по вам скучать. Вася.»
Вот уже 4,5 года я не удаляю это микротелеграммку из памяти мобильника, потому что в этих словах есть удивительная энергетика, которую трудно передать словами.

[Виталий]

Дымка облаков закрыла город от прямых солнечных лучей. Время приближается к часу дня. Большинство «нормальных» отдыхающих потянулось с побережья по своим местам обитания или объектам питания. Жена остаётся ждать внизу, предоставив мне с дочерью право совершить будничный подвиг по затаскиванию пляжного барахла в гору на квартиру. Лезу вверх, обвешанный матрацами и пакетами, высунув язык таким образом, что даже маньяки позавидовали бы сакраментальному выражению моего лица. Перегретый мозг выдаёт лингвистические перлы. Почему то особенно хочется плодово-ягодного мороженого. Оставляю дочь наверху, а сам тороплюсь вниз, к заждавшейся половинке. Сегодняшний наш маршрут – Центральный рынок. Являясь большими любителями толкать землю под себя ногами, в этот раз мы решаем доверить наши бренные тела такому же общественному автотранспорту.
На конечной или, вернее, начальной остановке, возле кафе «Минутка» садимся в полупустой автобус. Непосредственно, напротив, в столовую выстроилась полуобнажённая пустожелудочная очередь, хвост которой начинался ещё на улице. Стены и решетчатый заборчик вокруг обеденной зоны заставлены разноцветными зонтиками и надувными матрацами. У каждого столика, словно у вечного огня в почётном карауле, ускоряя «ласковыми» взглядами деятельность пищеварительных трактов обедающих, застыли ожидающие своей очереди курортники. Здесь же юный «квасмэн» разливает пенный янтарный напиток в качестве жаждоутоляющего. Собаки с соседских дворов с удовольствием поглощают подаяния сердобольных туристов, особенно предпочитая куриные косточки и остатки киевских котлет. Справа, возле рекламной раскладушки с типичными фотозавлекалками, жестикулируя с энергией, способной заменить небольшую гидроэлектростанцию, симпатичная женщина-лоцман путешествий убеждает очередную семйную троицу бледнолицых новобранцев посмотреть на юг не только с уровня моря. Запоминается её рекламный слоган: «Кто не видел Рицы ни разу – тот не видел настоящего Кавказа!»
Юг во всём. Можно сидеть, не сходя с места, на какой-нибудь скамеечке в переулке и наслаждаться бесконечно сменяющимися зарисовками поэтического быта и лирической суеты разгара курортного сезона.
Неожиданно промелькнувшее из-за облаков солнышко приветствует нас солнечным зайчиком на лобовом стекле желтоухого такси. Гармошка наших дверей исполняет «Аве Марию», и наш автобус начинает обыденное путешествие только для самого себя и своего водителя, обнаружив под капотом пяток загнанных лошадей.
Едем по городу. Весёлому, яркому, карнавальному, словно по масленичной ярмарке. Остановка: железнодорожный вокзал. Заходят вновь прибывшие пассажиры. Глаза, словно окуляры бинокля, сканируют Лазаревское, будто предстоящее поле сражения.
Перед площадью у кинотеатра, дорога резко забирает влево и в гору. Оставляем справа многоквартирный недострой с заржавевшим за годы башенным краном над ним. Моторные «клячи» буквально на морально-волевых вытягивают нас на Партизанскую. Высоковато, но и здесь живут отдыхающие. Бросаю взгляд на огромное море на горизонте, и такое же количество восторга вливается в мою грудь. Разве иногда для радости нужны причины?
Спускаемся вниз мимо шикарных пальм. Далее наши пути с автобусом расходятся, и я и Оля, сцепившись жаркими ладошками, бодро вышагиваем под уклон к бойкому перекрёстку. Облачность потихонечку рассеивается. Солнце, как гигантское зарядное устройство, начинает свою одушевлённую работу. Справа продавцы цветов лениво опрыскивают свои продажные оранжереи. Запах местных роз способен отправить в нокаут покруче Валуева и братьев Кличко, вместе взятых.
Жена заговорщически подмигивает в сторону «Пингвина». Мне ли сопротивляться своим зимним снам? Да я сам готов на руках донести свою плотоядную дюймовочку до заветных столиков, спрятавшихся в тени гигантских хвойных деревьев. Огромные шишки на лохматых лапах, словно оловянные солдатики, застыли в карауле возле фонтана-крана. Готов ждать без устали три вещи на свете: чебуреки в «Пингвине», улыбку собственной тёщи и когда наша сборная выиграет чемпионат мира по футболу. Как-то скоро желтогривые тесто-мясные полумесяцы исчезают в ёмкостях под нашими подбородками.
Перекусили. Пора и честь знать. Поднимаем свои погрузневшие от усталости и живого разливного пива тела. Переходим дорогу, нарушая правила дорожного движения под бибиканье «семёрки» с темпераментным джигитом, вцепившимся в руль, как в долговую облигацию. Ну уж дудки, тут вам не МКАД! Пешеход на юге – царь и бог.
Заходим на рынок. Жена задерживается у цитрусовых растений. Лимоны, мандарины, кинканы, грейпфруты, апельсины – ничего так и не прижилось в нашей московской квартире. Но надежда на авось( а вдруг?) толкает мою благоверную в новую авантюру.
Моё же внимание привлекают разделочные доски, по всей видимости из бука, в форме дельфина или человеческой ступни. Сколько их я уже привёз с моря и надарил своим друзьям и знакомым. Особенно на ура идут на юбилеи коллег пятипальцевые подошвы. Следует звуковое сопровождение: «Прожить можно по-разному. Можно просто наследить, а можно оставить Вооот такооой след в людской памяти!» Особенно уместно вдобавок к конверту для исполнения желаний.
Оборачиваюсь. Оля распаковывает пакеты – верный признак того, что своя ноша скоро не будет тянуть и меня. Морально готовлюсь к неумеренным нагрузкам из-за такого же аппетита. Берём всего понемножку. Грамм триста варёно-копчёной балыковой Сочинской, столько же сыра «Чечел». Переходим в средний ряд. Берём самые дорогие и самые красивые персики. Килограмм киш-миша, упавший с ними по соседству, напоминает мне о моих трицепсах. Смотрю с тоской на полосатое чудовище – ягодку килограммов на 7-8. Я об арбузе. Напоследок выбираем чурчхелу: я беру ананас с грецким орехом в виноградном сиропе, Оле достаётся фундук в гранатовом желе, а дочери черносливовое, с ореховым ассорти.
Время начинает поджимать. Выдвигаемся в сторону остановки напротив Центра Национальных Культур. Вроде бы обычное дело – сходили с женой за продуктами. Но что в этом напоминает про заурядное?

[Виталий]

Шашлык среди орлов.

Год 2004. Вечер. Мы осваиваемся на новом месте на Мирной. Сидим на веранде, увитой виноградником. Ужин после короткого приветствия вовсю знакомится с желудочным соком. Южный мотылёк, недалеко ушедший по интеллекту от своего собрата из средней полосы, вновь и вновь идёт на таран 150-ваттной лампочки над кухонным столом. К холодильнику с чердачной комнаты спускаются наши коммунальные соседи: мама и дочка с Раменского. Гримаса недовольствия всем и всегда сопровождают их на шаг впереди. Стрелка барометра морального климата вокруг начинает тахикардию. Бытовые условия проживания сразу уходят на второй план. Какой забор от таких соседей не строй – они лучше не станут. Всё в жизни должно быть в меру: и самокритичность, и максимализм, и сарказм, и романтизм, и практичность… излишества достоинств настораживают меня своим «тихим омутом» ещё больше недостатков.
Здесь случай критический. Старшая «Прасковья из Подмосковья» закуривает VOG, стряхивая пепел прямо на край общего кухонного стола. Младшая достаёт полторашку креплённого из Молдавии(привозят к соседу). Следует диалог двух Эллочек-людоедок. Вотум недоверия ко всему. Солнце слишком загарообильное, камни кирпичеподобные, в море вместо йода бриллиантовая зелень. Прожили они с нами только 3 дня, но показалось, что целую вечность. А вот обратный пример. Семья врачей из Нижнего Новгорода. Очень жаль, что забылись имена, но только не лица, никогда не расстававшиеся с улыбками. Всегда в движении, всегда в тонусе. Это они надоумили нас забраться в гору, на склоне которой мы и проживали. Лично они перед отъездом там набрали целое ведро кизила. Собирательство не входило в наши планы, но просто провести день выше всех в Лазаревском, поднявшись и над собой, было бы неплохо.
Утречком, по холодку, собираемся в путешествие. Беру кастрюльку с замоченными с вечера окорочками. Сверху лаврушка, сорванная собственноручно с ближайшего куста. Заворачиваю в тряпичную подстилку замороженную минеральную бутылку «Майкопская», к ней же прикладываю бутылочку охлаждённого красненького. Шампура берём у хозяев. Выходим. На одном дыхании поднимаемся на Айвазовскую. Выясняется, что обувь наша абсолютно антиальпинистская. Уходим в гору. Неожиданно для себя обнаруживаем здесь пункт проката лошадей. Следуем по копытным тропинкам и выходим к проплешине на горе. Её хорошо видно со стороны моря. Наверх поднимаемся, чувствуя, что нашим тапкам не хватает АБС и системы курсовой устойчивости. Выручает походка буквой «Г», постепенно переходящая в походку «П». Наконец мы наверху.
Ребята, это трудно описывать. Лучше один раз увидеть, и сто посмотреть ещё. Не пожалеете, посмотрите на Лазаревское глазами птиц. Ощущение, что мы в Десятом Королевстве не покидало нас ни разу. Судя по четырём кирпичам и костровищу, покорение здешней высоты стало для кого-то доброй традицией. Разжигаю костёрчик. Дочка использует видеокамеру в качестве бинокля, выжимая из неё 100-кратное цифровое увеличение. Жена разбрасывает руки крыльями, стоя на краю крутого склона. А половину небосклона занимает синее море. Спичечными коробками рассыпались гостиницы и отели. Угадываем «Морскую звезду» и «Бирюзу».
Каждый шашлык неповторим. После баньки у речки. Или на корпоративном выезде на природу. У тёщи на даче. А этот на горке над морем встал особняком в нашей памяти. На углях незнакомых пород кустарников шипят обыкновенные окорочка. Я периодически опрыскиваю их минералкой. Не проходит и пятнадцати минут, как я снимаю обожженные бёдрышки и голени в тарелку. А дальше эстафета вкуса. Кусочек мяса – долька помидора – серый лазаревский хлеб – огурчик – глоток прохладного божественного вина – снова мясо – зелень – хлеб. И снова по кругу.
Вдали над морем поднимаются парашюты, жужжат катера, а мы словно оторваны от цивилизации. Возникает острое желание подняться сюда ещё раз.
Спуск получается экстремальным. Мелкий гравий предательски скользит под подошвами наших шлёпанцев. Прокатиться по наждачному склону нет никакого желания. Вздох облегчения вырывается наружу после того, как все мы оказываемся внизу отвесности в целости и сохранности. Мимо нас проезжают адыгейские лощадки с шагом, уступающему в скорости самому ленивому муравью на свете. Следуем за ними маршрутом кентавров и пегасов. Смотрим на пятисантиметровые шипы неизвестных акаций. С дороги, мелькая в расщелинах скал, растворяясь в них своими естественными камуфляжами, молниями исчезаютют местные ящерицы. Большая кавказская бабочка, похожая на Павлиний глаз, пролетает над нашими головами. Делаем петлю вокруг горы и возвращаемся на Айвазовского.
У калитки одного из домиков встречаем женщину. Завязывается непринуждённый разговор.
- Вы, наверное, москвичи?
- По прописке, но не по призванию, - шучу в ответ.
- А покупайте-ка мой дом! Недорого отдам. Прошу 70 тысяч долларов. Или купите мне «двушку» в Туапсе. Смотрите, какой вид отсюда.
Вид и впрямь «зелёный» по ценности. Милая женщина, если бы сейчас можно было бы вернуться в 2004 год, взял бы её сотки вместе со всеми сорняками, не задумываясь. А тогда просто смеёмся и спускаемся ниже. На одном заборе объявление «Мест нет», на воротах другого дома «Груши и мёд», на калитке третьего «Вино и орехи». Юг ведь и соткан из подобного колорита.
Полдень. Пекло. Ноги несут к душу. У хозяев их два. Третьим лишним благородно оказываюсь я. В ожидании своей очереди, спасаюсь просто мокрым полотенцем. Сижу на деревянном диванчике в тенёчке и думаю, как прекрасна жизнь. А юг в очередной раз сумел удивить нас. Далеко не в последний…

[Виталий]

Я не ожидаю от жизни чудес, я жду поездки в маленький солнечный городок у моря, примостившийся в узкой горной долине реки Псезуапсе. Пусть иным сыпется с неба «манна небесная» из рубинов, сапфиров и бриллиантов. А мои Алые Паруса – моё любимое Лазаревское.
Вроде бы каждый миг ожидания сокращает и без того короткую жизнь, но, с другой стороны, каждое мгновение приближает меня к возрождению. Уже на Казанском (бывшем Рязанском, кстати) вокзале живительный воздух путешествия пьянит меня почище анисовой, пшеничной и той, что на берёзовых бруньках. Когда за спиной проводник захлопывает дверь вагона, на перроне остаются не только провожающие. Там остаются неудачи, предательства, обманы, разочарования и уныния. Лишь бы только там не оставить что-нибудь собранное в дорогу. А то два года подряд оставляли дома бутылочку винишка, которую перед поездом клали в морозилку для охлаждения(извращенцы). Но зато, если не забывали, не смотря на полночь, отмечали отъезд прохладненьким абхазским Лыхны из пластмассовых кружек. Вкус отправления нашего поезда – полусладкий. У каждого из нас своя дорожная кружка. Моя «спартаковская» красно-белая, у жены нежно-голубая, у дочки весёлая жёлтая. Проверенный временем, словно рыба-пила, нож с лезвием, которое заворачивается в ручку. Лёгкий, острый. Его специализация – хлеб, колбаска, помидоры, огурцы. К дороге продумываем каждый нюанс. Это тот случай, когда мелочиться полезно.
Ночная столица долго пережёвывает наш состав, но за Люберцами выплёвывает в ночь мимо фонарей многочисленных станций. До свидания, Москва! До свидания, москвичи! Ласточки и гастарбайтеры летят на север, а мы только на юг! Зарядное устройство моей души – использованные железнодорожные билеты по известному маршруту. Как это приятно – туда и обратно!
На вокзальчике Лазаревского нас никогда никто не встречает, но спускаясь со ступенек вагона, мы попадаем в жаркие объятия. Они во всём. Во влажном субтропическом воздухе, настоянном на диковинных цветах и растениях. В шуме и гаме наседающих арендодателей с предложениями самого разнообразного жилья, вплоть до Ноева ковчега. Юг словно цыганская шаль, где даже чёрный цвет совсем не траурный, а делает её ещё ярче и нарядней. Формула кислорода тут особенная. Ионы любви здесь агрессивней Гитлера, Наполеона и Чин-гиз-хана, вместе взятых. Уж насколько я люблю свою Афродиту, но на юге падают все «домашние рекорды» проявления этого чувства. От безумной любви, и безмерной страсти, я готов зубами обгрызать все шипы на розах в подаренном ей букете. С другой стороны, многого и не требуется. Не нужно доставать звёзды с неба. Кстати, здесь это вовсе не проблема. Поднялись на горочку поближе к подмигивающей, подпрыгнули и она Ваша. Пока любимая девушка в состоянии прострации и полной невесомости загадывает желание, вы исполняете своё. Говорят, что нет такой крепости, куда бы не проник осёл, груженный золотом. Перефразирую. Нет таких девичьих ушей, не пропустивших к своему сердцу слова любви и нежности. Мужики, пошевелите языком(вы не на диване дома). Пара неординарных фраз и в ответ вы получите такую детонацию чувств, что храни вас Господь.
Очень люблю бродить по улицам Лазаревского бесцельно, но не бессмысленно. Дочь после душа, чтобы просмотреть в формате три Д, четыре Ё или пять Ж послеобеденный тинейджерский сон, предпочитает остаться дома. А нам не сидится, и мы бредём по, запорошенной хвоёй, новой весёлой брусчатке. За моими плечами, пряча растущие только на юге крылья, синий нейлоновый рюкзачок, прошагавший с нами самые лучшие маршруты нашей жизни. Когда, от старости, он начал рваться по швам и поперёк, я облазил половину Москвы, но нашёл такой. То-то было радости в нашем городской юрте.
Какие лёгкие шаги. Кажется, что порой просто плывёшь в невесомости. Спасибо законам гравитации, кстати, почему то не обладающим своей силой по отношению к пыли. Вся улица – сплошное бюро находок, вещей или занимательных, или знаменательных.
Стоим на Победе возле дома №96 и вспоминаем свои поездки в Чехию. В Кутна Горе нам показывали двухэтажный дом, сложенный 700 лет назад вопреки элементарной геометрии. Кривые углы, стены, окна. Ура! Мы нашли его архитектурного побратима в Лазаревском, точную копию чешского криворукого создания. Сколько ж надо было выпить! Спутниковая тарелка и некоторые пластиковые окна делают вид дома ещё комичней. А вот в одном палисаднике, недалеко, долгие годы располагалась садовая скульптура в форме цапли. Весной 2009 года мы её не обнаружили и очень расстроились. Наша ментальность в созидание на руинах неисправима. Сначала разрушить до основания. А ведь мелочи так важны.
Помню как на перекрёстке двух улиц, в одном многоквартирном доме, на первом этаже, сквозь прозрачную тюль, нам несколько лет подряд улыбался керамический морячок. Теперь, проходя мимо, мы каждый раз с надеждой бросаем взгляд в это окно, но увы.
Мы любим Лазаревское не только за море, пальмы, горы и солнце, благо они почти одинаковые от Туапсе до Адлера. Мы любим Лазаревское и за неповторимую социально-бытовую атмосферу, за оптимальный сервис, где одинаково удобно и желающим покоя и любителям отжига по полной. Чрезмерное засилье гостиничных квадратных метров уже сейчас разрушает ландшафтную эстетику. Например, напротив центрального почтампа, рядом с «Восходом», была замечательная стена, выложенная из пляжной гальки. Теперь расставили на горке фигурки различных животных, а от фантастической стены оставили один простеночек. А ларчик просто открывается – здесь теперь выросла элитная гостиница.
Будет ли Лазаревское Шанхаем или нет, я не знаю. На наш век хватит. Хочется, чтобы и на века наших потомков.

[Виталий]

При написании данного рассказа не один персонаж не пострадал.

Я уверен, что азбука Морзе, телеграф и телефон выдуманы изобретателями только для того, чтобы общаться с собственными тёщами на расстоянии. Я же уже на грани телепатии. Вот вам и ещё один источник прогресса.
Моя тёща, она как обувь, так и норовит превратить меня в стельку. И всё же, самое главное в ней, это удобство. Хотя отношения с моей силиконовой «гильотиной» в настоящее время в большей степени напоминают союз моря и ветра, стоит мне немного подуть в сторону её берега, как тирады, покидающие мамины безгрешные уста, силой и образностью в девять баллов обрушиваются на мои ушные раковины. Возражать что-либо в ответ – значит, нажить пару лишних бед.
Но даже этой стихией можно управлять. Вы, конечно же, догадались, почему и как? Океан необузданных страстей моментально становится штилеобразным, если разговор переходит в русло «южных» воспоминаний. Тёща сразу тает как мороженое в микроволновке. Море, я люблю тебя уже за то, что ты «ахиллесова пята» лучшей в мире укротительницы зятя. Только ты, подобно Даниле-Мастеру, способно заставить забиться её каменное сердце. Слово за слово о пальмочках и кипарисах, и вот уже я купаюсь в джакузи гостеприимства и посещаю аттракционы хлебосольства. Смотрим скудный по нынешним цифровым временам фотоальбом, буквально инкрустированный редкими цветными фотографиями. И эта фоторедкость ценится оттого ещё больше. А вот и моя суженая в 10 лет и в 17. Трогательно. Есть ещё стереоочки, куда вместо линз вставляются два слайда и можно любоваться объёмными изображениями. Три Д отдыхает. Особенно я люблю расспрашивать про экстремальную поездку в последнее лето Советского Союза.
В тот год всё не заладилось с самого начала. Кто помнит те времена, про эпопею приобретения билетов на поезд, может написать целую Одиссею. Не знаю, как где, а у нас в Рязани с этим были пребольшие трудности. К тому же жили многие в пригороде или на дальних окраинах. Частного автотранспорта раз, два да обсчёлся. Легковушки были только у директора совхоза, агронома, мужа главного бухгалтера, да у ветеранов ВОВ. От нас до города, жители которого ослушались Есенина и поставили таки памятник своему знаменитому поэту, около 30 км. Первый автобус выходил из посёлка в 6 часов утра. Дальше троллейбус десятого маршрута. Пешочком с километр. И наконец, вы у касс, очередь к которым начиналась от входных дверей.
Но и это ещё не всё. Процедуры выкупа билетов на обратную дорогу тогда не было в помине. И многим простым смертным, по прибытию на место отдыха, предстояло провести немало золотого времени отпускника в таком милом и уютном железнодорожном вокзальчике станции Лазаревская. Отдать сутки было за удачу. Со слов тёщи порой дежурили с утра до ночи по несколько дней. Хорошо, когда ездили компанией. Можно было составить график. И настоящий отдых начинался только после того, когда в чемодан ложились вожделенные билеты на обратную дорогу.
В 1991 году с моей второй мамой народу собралось как никогда. И близкие коллеги по работе, и недалёкие соседи по дому и по огороду, и дальние родственники. В таких случаях, как правило, происходила многодомная оккупация частного сектора по всей Пролетарской улице. Короче говоря, билетов на всю ораву, страждущих Чёрного моря, в нужный день не оказалось. Перемещаться из пункта А в пункт Б порознь народ не пожелал. Пришлось на следующий день ехать на вокзал снова и, слава богу, возвращаться с фартовым исходом. Как оказалось, первичная неудача была пером Жар-Птицы. Мой дед в таких случаях говорил: «Нашёл – молчи, и потерял – молчи». Никто не знает своё счастье.
Наступил долгожданный день отъезда на юг. Войско потенциальных курортников в сборе. Командует парадом моя будущая тёща(теперь она заявляет, что легче выиграть Бородинскую битву у Кутузова, чем доказать мне очевидное). Моей будущей жене 19 лет и она в составе делегации. Поезд, как пёс, дружелюбно вильнув хвостом, прибыл точно по расписанию. Завалились все в один вагон. Ночь прокалабродили. За Воронежем стали приходить в себя. Вечером причалили к Ростову. И замерли. Час. Два. Три. Поезда заполонили вокзал под завязку. Прошёл слух, что в Туапсе наводнение, что подтвердил и диктор. И добавил: «Если у кого-то нет острой необходимости ехать дальше, то желательно вернуться обратно». Тёща и Ко устроили совет и вынесли свой вердикт: «Обратной дороги нет!» Наконец поезд тронулся, а пассажиры со встречных составов сочувственно замахали вслед «тронувшимся».
Поезд останавливался то и дело. Стояли по несколько часов. В вагонах на солнцепёке температура достигала сорока-пятидесяти градусов. Закончились и еда, и вода. Если стояли около какой-нибудь речушки, население ныряло в неё в том, в чём было одето. К концу пути некоторые просто загорели так, что возвращающимся с моря стыдно было демонстрировать свой ультрафиолет.
Как всегда, в критической ситуации в России выступает на авансцену женщина. В этот раз в роли спасительницы выступила безвестная Татьяна. Ей за сорок. С десяток лет проработала проводницей. Это она по собственной инициативе выдраивала плацкартные туалеты, дабы не завелась зараза, когда действующий проводник слёг из-за болей в спине. Когда дети стали хныкать от голода, она прошла по поезду, собрала ведро картошки и отнесла в вагон-ресторан. Повара было заартачились, но Таня изобразила взгляд «входящей в горящую избу женщины», и железнодорожным кокам ничего не осталось, как добавить собственную банку тушёнки. Спасибо тебе Таня и много лет спустя. Моя жена помнит вкус той картошки и поныне.
За Белореченской поезд пошёл «на цыпочках». Хорошо, что до Туапсе проехали ночью и не видели ужас, гостивший в этих местах. Уже на обратном пути удалось разглядеть некоторые последствия дебоша стихии. Все деревья были стёсаны наполовину. Сколько же воды надо было вылить в горах смерчу, чтобы река уносила бетонные плиты в море как надувные матрацы. Свежий песок и новые шпалы говорили, что насыпи восстановлены практически заново. Да, не позавидуешь тем пассажирам, которые попали в эпицентр и апогей непогоды. Вот тут-то до всех и дошло, что если бы билеты были куплены без опоздания, то тёща и её команда могли стать прямыми очевидцами энуреза Нептуна и простатита Посейдона. Вот и я теперь не жалею об упущенном. Разве что день моей свадьбы можно было отложить хотя бы на пару недель. А причины этого желания я утаю, а вы не догадаетесь… 

[Виталий]

Прощание славянина или последний день Помпеи с помпой.

Часть 1.

Последние сутки пребывания на море. Последний, со слезами, выход из моря. Прощальные взгляды на родные макро и микро пейзажи. Завтра здесь всё останется таким же. Будет и шум, и гам, и ахи, и охи, и визги, и брызги, и шшшорох мурлыкающих волн, и нахальные, но не раздражающие, мегафонные шутки завлекальщиков на бананы и парашюты. Завтра будет то же самое, но без нас. Мы вернёмся домой, но по инерции и рефлексам, выработанным на отдыхе, будем напоминать друг другу режим курортного дня: «А сейчас мы бы собирались на море… В это время мы обычно уходили с пляжа…»
Сколько их было дней отъезда. Уезжали и засветло, и в потёмках, и в дождь, и в шторм. Но этот прощальный день 2001 года стоит в этом ряду особняком. Было ощущение, что на нас обрушили содержимое антипода ящика Пандоры. Столько южных ласк одновременно мы не получали никогда. Торжество солнечного света. Волны желеобразной синевы. Чайки, лениво перебирая крыльями, высматривают косяки кефалей. Над зелёными горами, напоминая о зиме, зависли белоснежные облака. Райская погода. В сторону Туапсе, опережая нас на несколько часов, поезд увозит очередную партию копчёных и засвеченных ультрафиолетом. Пассажиры, высунув головы по уши и колени, машут нам, завидуя нам завистью всех цветов радуги. Неужели и нам скоро придётся повторить незабвенный сюжет про Золушку, сбежавшую с бала? Так трудно уходить с праздника жизни.
Словно мух от арбузных долек, гоню от себя грустные мысли. Но время, обозначенное в билете в графе отправления поезда, приближается безжалостно и неумолимо. Хотя, не будь оно быстротечным, ценность потерь и находок нивелировалась бы, как национальная валюта в период очередного дефолта.
Васильковое море манит точно губы влюблённых в медовый месяц. Будто под гипнозом, захожу в синеокое. Стою по грудь и рассматриваю разноцветные камушки в его глубине. Море сегодня прозрачное как никогда. Ныряю с головой, махая белой незагорелой пяткой как символом капитуляции. Руки, окрепшие за две недели, разрезают бирюзовый глянец легко и непринуждённо. Устраиваю разнообразие стилей: брасс, кроль, на спине, по-собачьи, баттерфляй и нечто из собственного арсенала « а бы как».
Жена требовательно машет с берега. Пора в город. Возвращаюсь как на эшафот. Наш поезд в 9 часов вечера. В запасе то же 9 часов, или 540 минут, или 32 400 секунд. Надо торопиться. Так устроено, что наша человеческая жизнь всё время находится между до и после. И измеряется тем же. До женитьбы и после, после развода и до. А моя уже давно разделена пополам на жизнь до и после моря.
Выходим через переулок на Победу. Фотографируем глазами каждый уголок, словно намереваясь увезти их с собой. Жаль что сердце не товарный вагон.
Вот здесь на лавочке, девушка в стиле арт-модернизма в 1997 году продавала забавных глиняных дракончиков с пушистыми чубчиками и смешными скошенными глазёнками. Ну не было тогда денег. Вернуться бы в прошлое – отдал бы и последнее. Они стоили того. Теперь есть гроши, да нет дракошей.
Заходим в каждый магазинчик, ещё и ещё раз смакуя неповторимую атмосферу суеты приморского городка в пик сезона. Все покупки на обратном пути. Пока только пристрелка. Гигантские деревья с листьями, похожими на кленовые, и пятнистыми, будто для маскировки, стволами, заслоняют нас от избыточных щедрот южного солнышка.
На улочках любимого городка будто проводится чемпионат мира по улыбкам. Сам я уже на грани установления личного рекорда. Даже если нет причин для смеха, всё равно ведь можно посмеяться и в кредит.
Сворачиваем в парк за местным судом. Есть там замечательный магазин тканей. Ещё с советских времён тёща ежегодно привозила отсюда крепдешин, вельвет, батист и шёлк. Теперь времена дефицита миновали. Правда, по инерции от старшего поколения, Оля выбирает себе материю на сарафанчик. Сколько раз потом, когда она будет его надевать, я буду непроизвольно улыбаться цветам на зелёном с нечётным количеством лепестков на ромашках (беспроигрышный вариант для гадания). Следует немой диалог: Тот самый? Оттуда!
Торопимся дальше. Пронизываем город, как шампур куски мяса. День жаркий, и это приносит свои плоды. Пот катится градом. Голова просит засунуть её в морозилку ближайшего холодильника. Поворачиваем к морю. Идём на пирс. Местные удачно ловят бычков. Тут же развлекается молодёжь, прыгая с перил. Фонтаны брызг салютуют неудачным попыткам. Желание искупаться здесь и сейчас просто непреодолимо. Прыгаю вниз, пусть не оловянным, но солдатиком. Ухожу, как в эмиграцию, на несколько метров вглубь. Жена снимает на видеокамеру через толщу голубой воды мои амёбные телодвижения. Хорошо всё-таки иногда побыть одноклеточным простейшим существом. До отправления поезда остаётся около семи коротких часов.

[Виталий]

Часть 2.

Кто-то с корабля на бал, а мы с жаркого юга в московскую осень. В дорогу собраны чемоданы с вещами, часть из которых пропутешествовала с нами в качестве балласта. Ждут отъезда в незнакомый мир средней полосы и пальмы в пластиковых стаканчиках. Магнитики, тарелочки и ракушки (беру всегда много брелков с панцирями молюськов на ключи – не поверите, но они приносят счастье, - проверено неоднократно) спрятались между трикотажем для пущей сохранности. В холодильнике сырокопчёности в вакуумной оболочке, минеральная вода, ранее «Лазаревская»(говорят, что теперь уходит на экспорт) или любимая «Майкопская»(внутри будто золотая пыль), теперь «Псезуапсе» или «Горячий ключ». Чипсы, мучное, пакетики с чаем пока развалились на койке, будто набираются сил перед дорогой.
А мы ещё бродим по любимым улочкам, протестуя в душе против неизбежного отъезда.
Неожиданно вспоминаю, как в 2005 году, увлёкшись соблазнами местной кулинарии и виноделия, мы не рассчитали свои материальные возможности. Даже наш вечный неприкосновенный запас превратился в одно из многочисленных удовольствий. Ребята, в раю хуже, потому что там за всё заплачено за нас. Любое излишество обесценивает радость от осуществления мечты. За всё время поездок случился единственный раз, когда наш бюджет оказался настолько дефицитным, что впереди ясно замаячила перспектива голодного возвращения домой.
Заходим на рынок. Чурчхела, пряности, домашняя украинская колбаска, сыр косичками не проявляют к нам никакого интереса. Пытаемся ответить им равнодушием, но безрезультатно. Внимание привлекают игровые аппараты. Как это по-русски. Жена протестующее, но как-то слабо смотрит на мою протянутую руку. Ребята, не играйте в азартные игры! (особенно это касается выбора жилья вслепую). Разменивая, получаю десяток пятирублевок и одну за другой безответно отправляю 9 монет в пасть рукотворного электронного Минотавра. Оля облегченно вздыхает: «Ничего иногда лучше, чем чуть-чуть». Бросаю последний рублёвый пятак и замираю, не веря своим глазам. Мой мираж в виде трех семерок материализуется звонким грохотом падающих монет. Бывают же чудеса. 1000 рублей! Забираю из выигрыша у жены полтинник и снова пытаю удачу на другом аппарате. Ребята, лохотрон явно сегодня не в ударе. На третьей монете выигрываю еще 500. Чурчхела, пряности, домашняя украинская колбаска, сыр косичками явно оживились, обещая составить нам компанию, по крайней мере, до Воронежа. Как говорят: «Без бумажки я букашка». А без рублика и вовсе дырка от бублика. Кстати, с той поры я ни разу не играл. Если только в дурачка с тестем. Не проиграть что-то в жизни чаще всего интереснее любого выигрыша.
Возвращаемся в 2001 год. До отправления поезда 6 часов. Стоим на автобусной остановке. Ждем маршрутку. Подходит «пазик». Набиваемся, словно кильки в консервную банку. Водитель, один в один, как таксист из фильма «Брат – 2». Его комментарии по поводу неправильных парковок и женщин за рулём разрывают нашим смехом, дышащий на ладан, автобус. Жаль, но больше с этим водилой ездить не доводилось.
Заношу в гору всякую снедь и жаждоутоляющее. Перекусываем на бегу, надо же продегустировать съедобность продуктов. И собираемся на море в последний раз текущего года. Сбегаем по лестнице. Я поглаживаю железные, сваренные из водопроводных труб, перила. Под персиковым деревом резвятся маленькие котята. Бабушки из местных проводят внеочередное заседание политсовета «Лавочки». На повестке дня вечные вопросы: пенсия, цены и благополучие соседей. Запоминается всё. Мелочи вокруг становятся вдруг куда важнее эпохального. Смотрю на свисающий сверху виноград и отмечаю, что половина ягод стало фиолетовыми.
Напоследок послеобеденный пляж делает нам шикарный подарок. Многочисленная семья, уходя, освобождает нам обширное место в первом ряду от моря. Матрацы давно уже просушены, сдуты и уложены в чемодан. Бросаем на камни очень практичное вафельное полотенце(лёгкое, впитывает лучше, занимает мало место в багаже и в условиях субтропической влажности быстро сохнет)
Кстати, по моим субъективным ощущениям, бельё в Лазаревском стало сохнуть значительно быстрее, чем 12 лет назад. Тогда и на солнце майка могла не просохнуть за целый день. Было и такое.
Сидим с женой, приклонив плечи. Она перекидывает камушки с места на место, я помогаю. Сидим и смотрим вокруг.
Ввысь, в небо, в сторону солнца, взмывает очередной парашют. «Маркхот»(В 2001 голу не было технических зон),распугивая в «матюгальник» купальщиков, причаливает к берегу, возвращая любителей купаний в открытом море, правда некоторых без содержимого желудка. Качаться бедолагам на волнах ещё не меньше суток и на берегу.
Ну и какой телевизор способен заменить мне голубой экран, расположенный по отношению ко мне не перпендикулярно, а горизонтально?
До отправления поезда 4 часа.

[Виталий]

Часть 3.

Время заставляет всё чаще посматривать на часы. Неотвратимое приближается. Последний заплыв в море как прямая противоположность первому: ни восклицаний, ни проявления эмоций. Только изредка слышится треск, разрываемой терзаниями, души. Солнце к вечеру становится солнышком, ласковым и нежным, как тёща в первый день свадьбы. Море что гигантское термобельё: и согревает, и охлаждает одновременно. Оля плывёт мне навстречу. Словно морж, фыркаю ей в лицо. Она, переживая за причёску, вытянув голову как перископ, ретируется в сторону буйка. Догоняю её с песней: «Вот и лето прошло, словно и не бывало…» В ответ кратко, ёмко и справедливо: «Дурак!». Очень часто возможность быть дураком гораздо приятнее обязанности быть умным. Подплываем к берегу и плещемся до отпущенного предела. Не люблю цейтноты.
Выходим на берег. Бронзовый закат как свидетельство не бесполезно потраченного времени. И вот настаёт она, минута астрального глубокомыслия. Оля достаёт заранее приготовленные медяшки. Мы встаём у самой кромки воды. Драматургия отдыхает. Сотни любопытствующих глаз устремляют на нас сочувствующие взгляды, словно репетируя собственное расставание с морем. Ещё немного, и кто-то так же будет смотреть им вслед, пока их спины не исчезнут за железнодорожной насыпью. Круговорот отдыхающих продолжается. Монетки, сверкнув как кошачьи глазки, устремляются вглубь, пугая подводных обитателей. Поворачиваемся к морю спиной, а глаза перебираются на наши затылки. Говорю жене дежурные ободряющие слова, пряча в них собственную слабость духа. С каждым годом становлюсь всё более и более сентиментальным. Хотя и уезжаем на один год, прощаемся будто навсегда. Живём в такой стране, где сплёвывать нужно после каждого вздоха, и никогда, никогда, не мечтать вслух при соседях и посторонних.
До поезда 2 часа. Переходим улицу Лазарева. Навстречу, с очумевшими глазами, с огромным надувным шведско-спальным матрацем, сметая тайфуном всё на своём пути, несётся семейка то ли казахов, то ли калмыков. Что ж, как говорится, пост сдал – пост принял. Останавливаемся возле кафе «Лиза». Недалеко девочка разливает «Староминский» квас. Не пью, а буквально всасываю содержимое поллитрового пластикового стакана. Город готовится к вечеру. На углу, напротив столовой «Минутка», узбеки начинают колдовать над мангалом. Вздыхаю. Сегодня без нас.
Поднимаемся по лестнице к своему дому. Проводим инвентаризацию собранного. И ждём такси. Вокруг наших чемоданов собираются наши южные сожители по дому. Удивительно, хотя с кем-то из них общались только кивком головы, провожают нас точно родственников. Обмениваемся адресами. Желаем повторной через год встречи. Просто мы все свидетели нашего общего счастья. Такси не задерживается. Забирает нас водитель-женщина на стареньком светлом мерседесе. Обнимаемся, целуемся с хозяевами. Как то всё это не укладывается в систему сугубо экономических отношений. Плачут, и жена, и хозяйка. До вокзала добираемся без происшествий. Таксистка даёт нам адрес возможного пристанища на будущий год. Беру из вежливости. Но свой район не променяю и на лучшее. Последний час проводим на перилах вокзальчика.
Объявление поезда звучит как приговор суда. Волна иглоукалывания проносится девятым валом с макушки до пяток. Наш вагон останавливается практически напротив. Три минуты на всё про всё.
Трогаемся. Мимо проплывает район 4-ой поликлиники, дельфинарий, санаторий «Бирюза». Смотрим в другую сторону. Я цепляюсь взглядом за любимый пляж, и мне кажется, что от этого поезд замедляет движение. Неужели завтра мы не спустимся с горы, не бросим на ещё прохладные утренние камушки свои курортные причиндалы. Я не буду бегать, отыскивая вокруг гальку покрупнее для укрепления нашего боевого выгоревшего(оттого и дороже нового) зонтика. Сейчас этот немой свидетель наших счастливых минут дремлет на балконе, хирея от морозов, и вздрагивая, вспоминает край, где он незаменим. И вещам нужно быть кому-нибудь нужными. Что уж говорить о нас. Уверен, что главная обида наносится не ругательством, а равнодушием и безразличием.
Когда огоньки любимого городка исчезают за поворотом, и мы ныряем в первый прибрежный тоннель, в душе на мгновение воцаряется опустошение.
Пассажиры вагона, в основной своей массе, начавшие свой железнодорожный путь домой от Адлера, в полусонном состоянии. Все шепчутся, хотя солнце только-только нырнуло за горизонт, разбросав брызги оранжевого света по макушкам соседних гор. Где-то над Сочи прояснился серп молодого месяца. Я ухожу к окошку напротив купе проводника. Подходит жена и шепчет ободряюще: «дочка теперь соскучилась…»(в 2001 мы были на юге без неё). Обнимаю соратницу по вечному счастью, целую в висок: «Всё нормально». А в сердце гроза. Стоим-смотрим на огромные нефтетанкеры, словно упавшие на бок многоэтажные дома. Ждём последний поворот, ожидаемо неожиданный. Поезд меняет траекторию хода и выносит нас прямиком к туапсинскому вокзальчику. «Мёртвый» было вагон вдруг оживает и, как минимум, половина пассажиров устремляется подышать последним воздухом кипарисов и магнолий. Завтра вечером мы будем кутаться в водолазки и олимпийки, а пока наши загорелые плечи с удовольствием ловят духоновение ветерка.
Ещё несколько минут и молоденькая проводница командует: «Подъём!». Поднимаемся, и происходит чудесное преображение внутреннего состояния – вдруг понимаю, что юг меня отпускает. Становится легко, и я начинаю новый отсчёт.
До отправления поезда на Адлер остаётся 350 дней.

[Виталий]

Сегодняшний мой рассказ с точки зрения лазареволюбия будет полностью пацифичен и не патриотичен. Я попробую отойти, если это возможно, от принципа территориальной приверженности и раскрыть мир взаимоотношений моего друга Романа с тем же Чёрным морем, но в другой его координатной точке.
Ромке 36 лет. Живёт он сейчас там же, где и родился, недалеко от Рязани. Познакомились мы, играя за местную футбольную команду. Без малого, почти двадцать годков. С той поры и дружим. Вырос Роман в творческой семье. Его мама долгое время режиссировала городские мероприятия, поэтому в гостях у них частенько останавливалась богемная публика местного разлива. Папа, уроженец красивейших мест, увенчанных населённым пунктом с названием Солотча. Есть ли на Рязанщине более прекрасная местность, ещё вопрос? Недаром сюда стремились и Паустовский, и Фраерман, и Гайдар, и Фадеев, и Симонов, и даже Солженицын. Первые двое даже поругались на всю жизнь из-за дома знаменитого художника-гравёра Пожалостина, и Константин Георгиевич вынужден был уехать в Тарусу, на родину Цветаевой, что близ Серпухова. Здесь через шаг санаторий, дом отдыха, пансионат, профилакторий, турбаза или пионерский лагерь. В самой Солотче женский монастырь, напротив, через Оку Пощуповский, который от татаро-монгольского разорения спасла чудодейственная икона. Хватает здесь и дворцов местных нуворишей. Рассказывают, что прошлым летом, якобы, эти имения охраняли пожарные расчёты, пока выгорали близлежащие сёла. Жизнь неравна: у кого шестисотый мерседес, а кому шестисоточный участок.
У каждого края своя история и судьба. Наверное, и для страны актуальна присказка: «Не родись красивой, а родись счастливой!» С первым у нас всё в порядке, а вот со вторым…
Тогда, в начале девяностых, мой опыт географического познания был весьма скуден, и ограничивался редкими выездами в Москву и одной детской поездкой в Прикарпатский край, в Ивано-Франковск, к брату в армию. О Юге я имел представление только по фильмам и произведениям литературы. Некоторые же знакомые, делясь впечатлениями о поездке на юга, скупились на эмоции и сводили весь разговор к предмету «Что-по-Чём?» Бывает и так. Расскажет человек про море, а ни разу его не упомянёт
И вот в моей жизни появляется первый очевидец и свидетель священного ритуала черноморского паломничества со всеми его прелестями и издержками, способный утонуть в собственных воспоминаниях, утопив и слушателя. Рома – РОМАнтик!
Каждый август, во второй его половине, мой друг возвращался с загаром(но без перегара) и мы устраивали посиделки на двоих. На Юг Ромка ездил к своим бабушке с дедушкой по материнской линии. Жили они как раз между Анапой и Таманью в небольшом посёлке, возле лимана. Это место определено как самое солнечное по количеству дней в году на территории нашей Родины. Недаром в античные времена здесь процветала одна из лучших колоний древних греков. Ездили только на поезде. Доезжали или до Анапы, или слазили в Крымске, а оттуда до Земли обетованной на автобусах местного сообщения по дорогам среди виноградников и бахчевых. Возить друга его родители начали с одного годика, так что, можно с полной уверенностью заявить, что любовь к Краснодарскому краю Роман впитал с молоком матери.
Как упоительно main Freund рассказывал, как любил просыпаться на утренней зорьке в саду под навесом. Упоительная свежесть сама наполняла лёгкие. Как здорово было умыться из бочки для полива. А после взять с дедом связку удочек и пойти к ставку, где водились огромные карпы. Рассказывал и про опасности. В этом месте существуют течения, когда может унести в море и здорового мужика. Плыть тогда надо не к берегу, а вдоль береговой линии, если образно, то поперёк зубьев расчёски. А истории про объедания фруктами и овощами. И конечно же про виноград и его производное. Каждый год с юга родители, а после и сам Роман, привозили по двадцать-тридцать литров натурального виноградного вина. Пользуясь знакомством на Темрюкском заводе, наливали в канистры только «сливки». Никаких виноматериалов. До бутылок такое не доходит. А до меня доезжало. Это не жидкость, наречённая красивым именем на этикетки. Это живой вкус Рислинга, Алиготе или Изабеллы. В основном это были мускатные сорта.
Как здорово было на выходных сидеть в гостях у Романа, в слезоточивом октябре с его вечерами, начинающимися с раннего утра. Отец Романа, как правило, дремал на диване, изредка прислушиваясь к нашим разговорам про море. Бывало, выпив с нами пару стаканчиков таманского сухого, сам ударялся в воспоминания о временах своей молодости, когда море было по колено и без вина.
У Романа небольшая морская болезнь. Но, не смотря на качку, любовь к железной дороге настолько растворена в крови товарища, что отсепарировать её уже невозможно. В дороге друг практически не спит. На каждом полустанке его знают в лицо. Пусть остановка всего пару минуток, всё равно шельмец уговорит проводника или проводницу на перекур возле вагона. А их он всегда отблагодарит безвозмездной помощью. Причём, почти каждое путешествие члена партии югоманов под стук колёс оборачивалось для земляка небольшим приключением с душком Амура. Роман Романа с проводницей и вовсе был пунктом совсем не обязательной программы. Мне иногда не верилось в услышанное, настолько всё было неправдоподобным, но со всей ответственностью заявляю, что за все годы дружбы Роман не солгал ни разу. Давайте и не будем называть эти мимолётные встречи беспорядочными связями. Всё-таки, одиночество имеет большее право на выбор.
А в 1995 году Ромка влюбился. Его избранницей стала красавица с черноморского побережья. Случайно ли это? Помню, как перед Новым годом мой друг помчался на поезде на юг, первый раз в жизни зимой. Как из-за гололёда там не ходили автобусы, и он вынужден был идти по бескрайним таманским полям около тридцати километров. А через два года была свадьба, и потом Рома с Олей ездили на юг уже вдвоём, а немного погодя и втроём, с моей крестницей Настей. И повезли они её в первый раз, когда ей исполнилось семь месяцев. Правда, позволю себе съёрничать. Если раньше Рома ехал на МОРЕ, то теперь на море к ТЁЩЕ. А это уже иной маршрут.
Позапрошлой осенью, Ромка рассказал мне трогательную историю про лебединую верность. Стая лебедей летела на юг. Переночевав на озерце, птицы снова взмыли в небо, все, кроме одной. Сказалось больное крыло. Стая покружила и полетела дальше, а один ВЕРНУЛСЯ. И остался зимовать с любимой.А зимы на Тамани бывают и с морозами. Местные жители подкармливали белоснежных птиц как могли. Прошлой осенью я напомнил эту историю другу. Как там лебеди? Живы? В ответ Ромка достал фотографию 10 на 15, на которой красавалась гордая пара лебедей, а возле них плавали лебедята. Непроизвольно навернулись слёзы: почему-то захотелось, чтобы у каждого из нас был человек, который придёт на помощь, не взирая на трудности, и презирая их последствия.
Последние десять лет видимся мы с Романом крайне редко: два-три раза в год. И наговориться за сутки не успеваем. И половина из небесполезно потраченных слов приходиться про Чёрное море, и про мир, в котором мы прописаны пожизненно.

[Виталий]

Можно жить и без Сочи, но не очень… И без тёщи не проще. А без работы две недельки с охотой. Каламбурю. Ввожу себя в транс творческих формоощущений. На стеклянном компьютерном столике, рядом с принтером, стоит зарамленная фотография: моя Оля на фоне Мавританской беседки. Один только взгляд, и СОЧИнение пишется как будто само собой. Навсегда запомнил из детства историю про учительницу литературы, которая задала старшеклассникам написать домашнее сочинение на тему: «Что такое лень?». Объём на несколько страниц, но один ученик сдал чистую неисписанную тетрадь. А учительница, к удивлению многих, поставила ему 5 за лучшее раскрытие вопроса. Коса ума нашла на камень мудрости.
А я пишу скорее изложения. Вспоминаю, вспоминаю и вспоминаю…
Поднимаемся по «канатке». Скрипим по тросам, и зубами от страха, но ползем. Подвесной вагончик, тот самый, что снимался в сериале «Улицы разбитых фонарей» - 1999 года. «Отпуск для героев». Забавная серия. Незатейливая, но настроение создаёт. Верхней площадке достаётся наш облегченный выдох: «Доехали!» Поднимаемся немного выше и снова затаиваем дыхание. На сей раз от восхищения.
Сочи как на ладошке. Перемещаемся по периметру, перебирая руками заглаженные перила. Недалеко совсем недетская горка Малый Ахун со смотровой башней наверху. Существует поверье, что оттуда можно рассмотреть Турцию. К сожалению, утопия. На севере остаются невидимыми покрытые снегами горы основного хребта Сочи. Немного левее знаменитая гора Фишт, которая названа греческими мореплавателями в честь крокодила, на которого она сильно похожа.
К Фишту, “пустынной скале у конца земли”, согласно греческим мифам, был прикован Прометей, а красавица Агура подкармливала-подпаивала героя и бросала камнями в орла - любителя Прометеевой печени(с той поры печень самый уязвимый орган нашего организма). Один раз, кстати, попала, орел озверел, схватил ее когтями и бросил в пропасть. Девушка, как водится, превратилась в речку.
Ближе привлекают внимание склон горы с аккуратными рядами растительности. Это чайные плантации. Возвращаю взгляд на город и замечаю ряд новых высоток. Здорово, наверное, жить в квартире на 15 этаже в таком доме, в 500 метрах от моря. Открываешь дверь, выходишь на балкон. Сверху голубое небо, внизу синее море. А ты таешь от удовольствия, как мороженое в микроволновке. По правде сказать, перебор. Нет, всё-таки, даже мышке надо жить в норке, а не внутри сыра.
Перебираемся глазами на ближнюю округу. Осматриваемся, проявляя топографическую любознательность. Кажется, только поднялись, а час прошел. Почему, когда хорошо, время течёт как Ниагарский водопад?
Начинаем зигзагообразный спуск, точно горнолыжный слалом. Испытываем гордость: дендрарий то основан земляком рязанцем Сергеем Худековым на купленной им земле. Сначала были посажены персиковый и сливовый сады. Кстати, в его родном селе под Скопином(а это недалеко от станции Ряжск, в 60 км по ж/д на юг от Рязани) такой же парк, только без экзотических растений, погибает. Впрочем, было бы удивительно обратное. Дожили.
На дорожки парка высыпают лотошники. Жаркий день – лучший рекламщик мороженого и прохладительных напитков. Ценники, пусть и привитые от бешенства, всё одно кусаются. Мы пока проходим мимо с гордо поднятой головой. Но солнце берёт своё, и подбородки падают на грудь. С удовольствием ныряем в холодок бамбуковой рощи. Осматриваю потенциальные удилища. Поражаюсь, но найти неисписанный приличный ствол практически невозможно. От классики жанра «Здесь был…» до номера сотового телефона. Сколько в своей жизни насмотрелся вандального граффити на заборах, стенах туалетов, асфальте, снегу, но ни разу не видел момент создания сиих шедевров. Вот фантастика! А вы замечали?
Пальмы, пальмы, пальмы… Для меня неотъемлемый атрибут. Убери из трёх слов горы-пальмы-море одно, и нарушится конструкция полноценного отдыха. Синева в плоскости и зелень в объёме – залог полноты ощущения.
Всё здорово, и аллея мэров, и фонтан «Сказка», и Мавританская беседка, и парк кипарисов, и китайский садик, но запомнилась больше всего почему-то обзорная поляна с гуляющим по ней павлином.
Вернувшись снова на Курортный проспект, входящий в десятку самых длинных улиц мира, по подземному переходу мы перебрались в нижнюю часть парка. Немного постояли возле наглых нутрий. Помахали рукой пеликану. Из розария вытаскивал жену обещаньями накупить с собой в Москву пальм и цитрусовых. Возим каждый год, но больше в доме не становится. Какая- то головоломка.
В моём советском детстве была такая газета – «Пионерская правда». Сейчас какую макулатурную прессу не возьмёшь, с желтизной. А тогда с кумачом. Так вот, из неё я узнал про Дерево Дружбы в городе Сочи. В моём представлении это было гигантское Чудо-дерево. Решил осуществить детскую мечту и увидеть вживую совместное творение человека и природы. Спросили у местных направление и пошли. Шли-шли. Силы на исходе. Указатели-стрелки издеваются над нашим энтузиазмом. Наверх еле забрались. Ещё пара матершинных мыслей и мы на месте. Обошли дерево и разочарованно выдохнули. Ожидали размаха в размере. Ну цитрусовое дерево. Висят на ветках одновременно мандарины, грейпфрукты, кинканы, лимоны и ещё какие-то плоды. Бирки с именами тех, кто прививал. В основном, космонавты и политики стран дружественного соцлагеря. А назвали его так вьетнамцы. Снова есть повод для гордости: посажено оно рязанцем Фёдором Зориным. А рядом ещё много молодых деревьев дружбы. И всё же не торопитесь исполнять детскую мечту. Удовольствие ожидания больше удовольствия после удовлетворения.
Устали. На бегу пьём и едим. Ловим маршрутку и торопимся на вокзал.
Штурмуем электричку в лучших дачных традициях московских железнодорожных вокзалов по пятницам. Вежливость явно не наш попутчик. Толпа вносит нас в вагон, словно в минуту славы, практически на руках, периодически опуская на грешную землю вынужденными пинками. Падаем на лавку со скоростью молотка, бьющего по пальцу на гвозде. Как говорится, кто смел, тот и присел. Наконец все достигают возможного комфорта. Стоящие смиряются со своей участью, которая из этого зимнего дня кажется наоборот «завидной». Жара потихонечку превращает наши твёрдые тела в потообразные. В вагоне терпимо только при наличии этого качества характера. Все окна нараспашку. Голова жены на плече в полусонном состоянии. Ветер щекочет мои ноздри её волосами. Непроизвольно придумываю месть, то есть громко чихаю, перепугав всех, кроме неё – десяток лет совместной жизни на тот момент не прошёл даром.
Едем из Сочи в Лазаревское, то есть туда же, но ощущение, как будто возвращаемся из гостей домой.

[Виталий]

Поездка в Сочи -2001 год

Друзья мои, простите мне мою интимную беспардонность, но несколько слов о сегодняшнем дне не могу сказать. В обеденный перерыв рванул в хозяйственный магазин. Жена попросила купить новый коврик в ванную комнату – купил. Не сэкономил. Думаю, вы меня поймёте. Светло-голубой, с белыми чайками и плюшевым корабликом с жёлтым парусом. Как мало человеку надо! Но как многое для этого нужно!
В воскресенье приезжали тесть с тёщей. Смотрели вместе видеозаписи совместного с ними вояжа на юг. Довольные. Провоцирую: «Ещё поедете»? Смеются: «Как бог даст». Как это здорово, достать видеокассету какого-нибудь года, но с одной надписью на всех «Лазаревское», и оживить замирающие было мурашки знакомыми видами.
Есть много замечательных фильмов о море. И каждому свой по душе. В нашей семье есть кино, которому лучше остальных удаётся создать курортное настроение. С первых кадров дух авантюризма и приключений заряжает нас позитивом и энергией. Имя ему – «Спортлото - 82». Не хочу, и не буду обсуждать художественную ценность данного произведения киноискусства. Но наши путешествия очень похожи на этот сюжет с потерями и находками, лишний раз доказывающий, что не в деньгах счастье. А их излишество делает его еще более труднодоступным. Здесь ограничителем или регулятором меры материальности должна стать наша самодостаточность. Есть замечательная поучительная история, которой я хотел бы поделиться с Вами.
Один неудачник бесконечно и непрерывно молился, чтобы стать богатым и счастливым. Не было иконы, к которой он не обратился бы с жалобой. Почему у соседа и квартира, и дача, и жена, и дети, и машина, и на юг каждый год ездит, а у него ничего?
Собрались боги и обратились к Старшему: «Ну помоги ты ему. Смотри, как молится, что даже камни плачут».
«Я бы рад ему помочь, - отвечает им главный бог, - да только пусть он сначала хотя бы лотерейный билет купит».
Мораль ясна: а достаточно ли мы делаем для того, чтобы быть счастливыми?
Под лежачий камень и вода не течёт. Очень многие удачу другого человека объясняют везением или стечением обстоятельств. Но везёт тому, кто сам везёт. Само с неба не падает. Выбор всегда за нами. Правда и в том, что за всё в жизни приходится платить. Потерянным ли временем или здоровьем. Но есть вещи, на фоне которых меркнет абсолютно любой успех. Например, что толку в пятиэтажном личном доме с золотыми дверными ручками, где никогда детская ручонка не испишет стены фломастером и не исцарапает гвоздиком холодильник.
Счастье живёт в людях, а не в стенах! (мочу перлы – сам себе удивляюсь) И Лазаревское – не место, где оно обитает, а страна, где оно вырывается наружу из наших угнетённых меркантилизмом душ.
В 1997 году первый раз побывал в Сочи. Погуляли по городу, по прибрежной к порту территории. Да пофоткались в «Ривьере». Бегло и незапоминающе.
В 2001 в середине отпуска решили повторить вояж с самостоятельной экскурсионной программой. Вообще, это полезно прервать ненаскучившее однообразие и дать измождённому солнцем телу однодневную увольнительную.
Ранняя электричка. Едем вдоль побережья. Солёный воздух врывается в полусонный вагон. Море как слеза младенца. Ровное, как бильярдный шар с бирюзовым сукном. Уже начинаем сомневаться, а оправдан ли наш выбор путешествия. Начинаю снимать видеокамерой в окно ТАКИЕ пейзажи, перед которыми готов снять не только шляпу, но и всё остальное, включая коронку на зубе. Красота обнажает не столько тело, сколько душу.
Жёсткие деревянные лавки родом из Советского Союза. Электричка, точно мой пёсик, останавливается у каждого столбика. Посёлки, посёлочки, просёлочки…Не напрягает. Знакомые давно сватают снять домик на окраине Лазаревского. Не созрели. Хотя и в этом есть немало плюсов. Попробовать можно, но с умом. А пока представить себе отдых на море вне любимого городка, мозг не поворачивается.
Солоники, Волконка, Чемитоквадже, Головинка, Лазурный берег, Вардане, Лоо, Горный воздух, Учдере... В качестве релакса надо было бы записать на диктофон объявления по громкой связи этих станций машинистом. Красота. А у меня в Рязанской области тоже есть занимательные названия населённых пунктов: Потерянный Рай, Большие Мочилы, Новоанусово и моё любимое под Шацком Сново-Здорово.
Стоим на вокзале. Приблизительно, в 1999 он подвергся основательным реставрационным и малярным работам то ли турками, то ли итальянцами. Всё логично: мы на их курорты отдыхать летаем, а они к нам работать. Вокзал нравится. Фотографируемся на внутренней лестнице и на площади с видом на башню с часами. И уходим по просыпающемуся городу в сторону Дендрария. Никогда не нужно стоять в сторонке, всегда нужно идти в сторону своей Мечты. Сегодня она маленькая.
Солнце пушистым котёнком трётся своим хвостиком о наши ноги. Проспект Курортный ещё настраивается на первое знакомство с пробками. Южные города вообще отдыхают не по ночам, а по утрам. Подходим к нижней станции канатной дороги одними из первых. Даже простое ожидание какое-то весёлое. Подходит фотограф с инфантильной обезьянкой. Я корчу ей рожи – никакой реакции. Зато жена ухахатывается. Давно заметил, что дурачества женщинам нравятся больше заумщины. Наконец, сверху спускается пустая кабинка.

[Виталий]

О том, как я едва не стал жертвой покушения на тещу.

В 2008 году так получилось, что мы приехали на море накануне Дня Военно – Морского флота. Первый вечер после бурного начала (по другому не начиналось ни разу) провели без вылазок. А вот на второй, снова праздничный, я повел свою команду в составе дочери, жены и ее родителей на шашлыки «Прибоя». Мест нет. Ждём очереди. По старой доброй традиции выношу столик на пляж, практически за ротондой. Свинина идет на ура! Обращаем внимание, что на пирсе никого нет, но причину не проясняем. Посидели. Обрызгали слюной в радиусе двух метров прибрежные камушки, привыкшие и не к такому. Собираемся уходить. И вдруг – ба-бах! Салют. Нужно отметить, что я вообще люблю зрительные спецэффекты. И не хочу сравнивать фейерверки по своей крутизне. Важно не что и сколько взлетает и взрывается, а с кем ты в данный момент, где, и по какому поводу. Тот салют поразил своей неожиданной своевременностью, поставив восклицательный знак на великолепном ужине, не только в смысле качества еды, но и в смысле общения и настроения. Параллельно, в металлической кабинке для переодевания, стоявшей чуть выше нашего столика, двое молодых подвыпивших людей устроили возню, небезопасную, как оказалось, прежде всего, для нас. Последний разноцветный букет в небе и мы начинаем собираться. В этот миг кабинка переворачивается, распадаясь на отдельные листы, и с диким грохотом падает в миллиметре от моей тещи, предлагая ей потерять такой благотворный для меня дар речи. Никто из нас не знает, какой из дней может стать для нас вторым днем рождения. У тещи теперь такая дата появилась. А я запросто мог стать соучастником и организатором преступления. Ведь именно я уговорил её тряхнуть стариной и съездить в гости к дельфинам, пальмам и южным кишечным расстройствам. Только часы спустя до нас дошло, чем могли закончиться забавы двух обкуренных голубеобразных членистобезголовых придурков.
А пока мы в эйфории чудесного вечера возвращаемся домой по набережной в самый час пик. Вот где раздолье для карманников! Шагаем из песни в песню, летящих из прибрежных кафешек и ресторанчиков, и удивляемся: как же здесь живут отдыхающие? Чтобы выспаться, здесь нужно снимать жилье, класса никак не меньше «а-ля бункер». Запах шашлыков, благодаря их уже находящимся в наших желудках коллегам, уже не щекочет ленивые ноздри. Иллюминация создает эффект присутствия внутри новогодней елки. Вынужденное маневрирование в толпе разбивает не одну влюбленную пару, только мы с женой словно намазанные «Супермоментом». Загадали: дойдем до конца, не разжимая рук – все будет хорошо и дальше. Детский сад, да и только. Пятнадцатилетняя дочка смеется над нами, но вцепляется в меня с другой стороны, усложняя тем самым, поставленную задачу. Тесть с тёщей следуют в фарватере. Поворот направо. Пересекаем улицу Лазарева и выныриваем на уютной площади перед кинотеатром «Восход».
Сейчас, когда за окном какой-нибудь минус и сохранение в теле тепла становится наиважнейшей потребностью организма, я бы многое отдал, чтобы просто пройти в своих жовто-блокитных шортах и белоснежной майке по ночному Лазаревскому. Сейчас, когда мы, словно лошади – тягачи, надеваем на себя килограммы упряжи, так ценится минимализм в одежде. Не знаю, прав ли Дарвин в своей теории происхождении человека из обезьяны, но, очевидно, что периодически у нас возникает желание обратного возвращения к своему первобытному состоянию. Когда не было ни одежды, ни электробритвы, ни парфюма. Кстати, первого января мы тоже возвращаемся к своим первоистокам, по крайней мере, выражением своих лиц.
Возвращаемся по Победе домой. Идем по противоположному от вокзала тротуару, в сторону Свирского. Еще года 3 -4 назад здесь было малолюдно, а ныне и здесь стремление к пешеходным пробкам.
Поднимаемся на Мирную с миром. После чудесного, с элементом экстрима, выхода «в люди», не торопимся переходить в режим «сон». Располагаемся на веранде. О лампу над столом бьются мотыльки. Внизу – отдыхающий город. Разговариваем обо всем, но смысл заключается в том, как здесь хорошо. Хорошо и то, что в холодильнике бутылочка пивка. Тесть, вдыхая пену вожделенного напитка, реактивно перемещается с седьмого неба на сто седьмое. Сам я уже там давно. Не жалко, подвинемся. Места на всех хватит. Присоединяйтесь. У вечеров и ночей в Лазаревском есть один существенный недостаток: они очень скоротечны. Вы оспорите?
Расходимся. И уже уходя, теща неожиданно бросает: «Интересно, что они делали такого в кабинке, что она развалилась?» Взрыв хохота совсем не способствует быстрому отходу ко сну. И «контрольный» мне в голову: «Я конечно не Мегрэ, не Шерлок Холмс или Коломбо, но зять явно привез меня сюда неспроста».
Ну, вот и еще один день исчез в лабиринте памяти. Недавно пересчитал. За все время в Лазаревском я провел 147 дней. Что такое 147 дней в пятнадцати тысячах с хвостиком суток моей судьбы? Но это отдельная, полноценная, целая жизнь, по эмоциям и ощущениям, зачастую не уступающая основной. А сколько заочно прожито в радужных мечтах и сладких воспоминаниях?